«Террористическая оппозиция» Финской коммунистической партии в 1920 году.
Финская коммунистическая партия была создана в августе-сентябре 1918 года после поражения финской революции в ходе Гражданской войны в Финляндии, сопровождавшейся германской интервенцией. Большая часть новообразовавшейся партии состояла из эмигрировавших членов с-д партии Финляндии и представляло собой часть ее левого крыла. Она была фактически составлена из трех частей – эмигрировавшего актива вследствие поражения революции в Финляндии (который и составил в основном ЦК КПФ), финнов-членов РКП(б) из состава проживающего на территории Советской России финского населения и подпольных групп в самой Финляндии. Ввиду малочисленности и слабости нелегальной части в Финляндии основная часть партии была сосредоточена в Советской России, а конкретнее, в основном, на территории Ленинградской области и Карелии.
Особенностью ФКП было то, что она была очень слабо связана с организациями в стране, действовала в основном из-за границы, однако на территории РСФСР имела свои хозяйственные и военные единицы (предприятия, военные части, учебные заведения). По оценкам историков, под давлением немецких и финских белогвардейцев с территории Финляндии более-менее организованно отступили порядка Несколько. Часть из них приняла участие в Гражданской войне на других фронтах, часть была использована на хозяйственно-культурной и управленческой работе среди местных финнов, часть же оставлена в «резерв» на случай крупных революционных событий в Финляндии, которых руководители ФКП с надеждой ожидали в 1919 году1.. После своего образования партия начала работу в Финляндии – на нелегальную работу были направлены многие члены ЦК и активисты. Первой задачей партии стало углубление раскола с оппортунистической социал-демократией и создание как нелегального, так и легального крыла коммунистической партии, эта задача подразумевала отправку виднейших работников в Финляндию на нелегальную работу. Второй задачей стало недопущение сговора финской буржуазии с русскими белогвардейцами , и эта задача требовала поддержания в боеготовности финских красных формирований и поддержание инфраструктуры финской эмиграции. Например, НКИндел запрашивал финский ЦК, не могут ли они пригрозить выступлением в случае, если положительно решится вопрос о помощи Финляндии Юденичу.
Таким образом, к 1920 году финская компартия являла собой эмигрантскую по большей части организацию с управлением целиком на территории РСФСР, что наложило существенный отпечаток на внутрипартийную борьбу. В 1920 году началось упорядочение структуры и хозяйства ФКП, нацеленное на изменение политической обстановки - акцентирование на работу в Финляндии, передача в ведение РККА командных функций относительно финских частей и военных учебных заведений, передача хозяйственных учреждений в ведение ЦК, налаживание управления партийными кадрами. Это касалось в первую очередь эмигрантских структур, которые частично передавались в ведение РКП(б) с участием ФКП, и Центральный комитет во главе с Ю.Сиролой, К.Маннером и В.Иокиненом поддерживал разделение функций между ФКП и советскими органами. Против этого выступила группа братьев Рахья, Кохонен, Эвя и ряд других работников военных и хозяйственных организаций. Вопрос был поставлен как вопрос недоверия ЦК в лице Таннера и Сиролы, которые критиковались за невнимание к нуждам финнов в Советской России. В свою очередь, Сирола не оставался в долгу и обвинял И.Рахья в грубости к массам, командных замашках2 , а Эйно Рахья – в интригах с целью отколоть местных финских коммунистов от ЦК3.. В общем и целом борьба была вызвана теми проблемами, которые стояли перед партией в то время.
На партии, кроме организации нелегальной работы, гирями висели те тысячи несчастных беженцев, которые отступили с финской Красной гвардией – не зная языка, не имея ни работы, ни имущества, ни жилья, разлученные с родными и близкими, живущие в ужасающих условиях нищеты, голода, разрухи и продолжающейся войны, они требовали от партии внимания к своим нуждам. Партия, в кооперации с советскими учреждениями, старалась всемерно организовать жизнь финской эмиграции – расселить, дать работу, накормить. Для этого под юрисдикцией ФКП были вывезенные предприятия и организованные на местах совхозы, военные части, входящие в РККА и получающее довольствие и существующий на деньги ЦК и Коминтерна аппарат финской компартии. Совершенно логично, что все это мешало непосредственной задаче партии – организации рабочего движения в Финляндии, соответственно, наметилась почва для разногласий между эмигрировавшими финнами. Одни выражали интересы эмигрантов, другие – нелегальной работы. Эта группировка нашла отражение и в партии, результатом чего стало образование групп и обострение борьбы между ними. Для разрешения вопросов обе стороны обратились за арбитражем в ИККИ , Исполком вынес половинчатое решение – а именно, оставил в составе ЦК обе группы, добавив в ЦК тов. Эвя, но вопросы, относительно которых шла борьба, решены не были. Это предопределило появление новых разногласий в партии.
Политика невмешательства в финские дела, проводимая Зиновьевым как председателем ИККИ, оставила ЦК ФКП наедине с внутренними проблемами, на время сгладив разногласия в ЦК по непринципиальным, в сущности, вопросам. Нерешенность проблем во взаимоотношениях низовых организаций РКП(б) и ФКП, огромный воз бытовых и экономических проблем финских эмигрантов дали пищу новой группе во главе с Аку Пааси, которая выступила с критикой ЦК. ЦК вменялась в вину малая революционность во время революционных событий в Финляндии, слабая помощь беженцам и недостаточная активность работы в Финляндии. Претензии эти идеологически сформулированы толком не были, ибо были выражением стихийного недовольства части эмигрантов своим незавидным эмигрантским положением. Тяжелая обстановка поражения, бегства и безработицы люмпенизировали финских эмигрантов, что давало пищу для незатейливого организационного анархизма. Заручившись поддержкой некоторых лиц из окружения Зиновьева в Петроградском комитете, благо многие члены ее состояли на учете одновременно и в местных организациях РКП(б), новообразованная оппозиция организовала некий «оппозиционный комитет», который в июле 1920 года претендовал на образование отдельной секции в Коминтерне. Маннер 16 июля 1920 года написал Зиновьеву письмо4 , в котором писал о том, что ЦК КПФ вполне созрел до исключения оппозиции и в случае, если Зиновьев не решит на месте вопрос с поддержкой оппозиции организациями РКП(б), обратиться в ЦК.
Все это время как РКП(б), так и Коминтерн пытались организовать переговоры (как и с предыдущей оппозицией), которые ни к чему не привели. Также оппозиции было отказано в праве организовать секцию в Коминтерне. Отсутствие перспектив на удовлетворении проблем оппозиции толкнуло ее на анархический и самоубийственный шаг. 31 августа группа вооруженных оппозиционеров во главе с Аку Пааси явилась на еженедельное собрание Петроградского Финского коллектива РКП(б) и открыла стрельбу, продолжавшуюся несколько минут. В результате были убиты 8 человек, в 10 финских коммунистов - ранено5.
Сразу же после убийства Пааси направил Ленину и Зиновьеву письмо, показывающее полную идейную нищету террористической оппозиции. В нем голословно и пафосно, как и присуще беспринципным левым авантюристам во всем мире, вещается от имени ни больше, ни меньше как рабочего класса Финляндии, что нынешний оппортунистический ЦК не поддерживается ни рабочими, ни 90% партии. Весь документ есть напыщенная и малосодержательная риторика в эсеровском духе, в котором утверждается, что террористы спасали партию с апелляциями к революционному чутью и рабочим всего мира:
«Уже давно у всех финских коммунистов – рабочих и солдат – созрела мысль о том, что от этих господ (имеется в виду ЦК – А.Л.) можно избавиться, только убив их. Мы тоже поддерживали эту идею и считали своим долгом прибегнуть к лучшему революционному средству, чтобы освободить весь рабочий класс Финляндии от этого жалкого мусора. Да не будет никогда позволено извратить благородную идею коммунизма подобным элементам – политическим авантюристам!Революционные лидеры России и всего мира!Обратите внимание на голос авангарда революции – организованных рабочих, поскольку, благодаря своим рабочим инстинктам, они зачастую очень во многом правы.Мы идем на смерть с улыбкой на устах, так как твердо верим в то, что сослужили великую службу коммунизму и революции»6
Из всей конкретики обвинений, который Пааси кинул в адрес ЦК можно воспринять как имевшую определенную почву обвинения в недооценке «натурализовавшихся» финских коммунистов в пользу эмигрантов и обвинения в национализме. Фраза:
«В Финляндии эти жалкие социал-демократические лидеры (он так пишет о членах ЦК, которые были в основном выходцы из левого крыла финских с-д – А.Л.) скрывали от нас развитие российского революционного движения. Они учили нас презирать все русское.»7
Это имеет под собой некоторые основания, однако является чудовищным преувеличением реальной ситуации. Финская социал-демократия до революции действительно была, как социал-демократия многих нацменьшинств в России заражена местечковым национализмом, но основные представители националистов в с-д. были сосредоточены на правом, а отнюдь не на левом фланге. Спекулируя на социал-демократическом прошлом членов ЦК, группа террористической оппозиции обвинениями в национализме пыталась вбить клин между объективно обосабливавшимися от ФКП финскими группами в РКП(б) и финской эмиграцией и опереться на некоторые круги в РКП(б), в первую очередь, в Петроградской организации. Надо думать, что основания рассчитывать на поддержку ряда местных руководящих кадров РКП(б) у оппозиции были.
В более поздних и более конкретных требованиях в письме 14 ноября того же года уже группа оппозиционеров – Пааси, Пукка, Пальхо и др. обращалась в Коминтерн и РКП(б) с требованием созвать съезд, составить временный ЦК из «достаточного» количества представителей оппозиции, созвать конференцию финских коллективов РКП(б) и, разумеется, легализовать террористический акт и морально, и фактически – выпустив на волю всех арестованных по факту расстрела ЦК. Ну, и «заодно» судить ЦК за преступную халатность в деле подготовки новой революции.
Дата и время террористического акта были подгаданы под III съезд КПФ, который проходил в Петрограде – после убийства неугодных членов ЦК оппозиция планировала победить на съезде и потребовать от имени партии амнистии для убийц, чего не случилось, и случиться не должно было по причине дутости как уверений оппозиции о том, что их поддерживает большинство партии, так и надежд на поддержку Коминтерна и РКП(б). Съезд не только не поддержал оппозицию, но и специальным постановлением потребовал суровой кары. Советские органы арестовали участников убийства, а ИККИ составил специальную комиссию в составе Б.Куна, Я.Анвельта, Н.Шаблин, А Росмер. Комиссия отвергла все обвинения со стороны оппозиции, отметив, что по всем трем основным пунктам обвинений – недостаточной революционности в дни революции, слабой помощи беженцам и недостаточной активности в нелегальной работе в Финляндии нет оснований принимать к ЦК какие-то меры. Комиссия объясняла произошедшее следующим:
«Комиссия пришла к твердому убеждению, что раскол среди финских коммунистов, окончившийся неслыханным убийством товарищей по партии, произошел в атмосфере поражения финской революции и на почве оторванности финских революционеров-эмигрантов от борьбы в близких, понятных им условиях. Те бежавшие из Финляндии рабочие, которые обладали менее глубокой сознательностью, меньшей выдержанностью и менее крепкими нервами, не сумели найти из тяжелого положения Финляндии другого выхода, кроме попытки разгрома и уничтожения руководящего органа собственной партии.»8
Решение комиссии было половинчатым – осуждая террористический акт, комиссия тем не менее пыталась найти его оправдание и в ошибках ЦК ФКП, и акцентируя на условиях работы и быта финских коммунистов Советской России. Досталось и оппозиции, и ЦК:
«Еще менее могут нести члены ЦК и сторонники последнего какую бы то ни было личную ответственность за неуспех подпольной работы в Финляндии. Хотя по имеющимся в распоряжении комиссии материалам организационная деятельность Коммунистической партии в Финляндии весьма слаба и в этой работе было, по-видимому, допущено немало ошибок, но обвинять в чем-либо преступном тех товарищей, которые посвятили силы организации этой работы, нет данных, тем более, что главные «обвинители» из оппозиции, вместо того, чтобы отправиться в Финляндию налаживать подпольную работу партии, занимались лишь критикой – сначала словом, потом – оружием – этой работы, оставаясь в пределах Советской России»9
Комиссия постановила провести чистку рядов РКП(б) от сторонников террористической оппозиции, ввести в ЦК КПФ представителя Коминтерна и указала ЦК на недостатки в нелегальной работе и отношениях ЦК с партийными массами.
В феврале 1922 года состоялся суд над убийцами, который вынес странное и половинчатое решение – не участвовавший в стрельбе Войтто Элоранта был приговорен к расстрелу, а остальные участники получили максимум по 5 лет заключения. Этот приговор вызвал в ЦК ФКП недоумение, последовавшие события еще более усилили его – Элоранте смертный приговор был заменен 5 годами заключения, а к июлю 1922 года все осужденные вышли по амнистии на свободу. Некоторых, как Пукко, например, восстановили в РКП(б).
В письме Зиновьеву Э.Рахья писал о том, что освобождение виновных в убийстве товарищей было «насмешкой над памятью убитым и пощечиной оставшимся в живых»10. Партия потребовала пересмотра следствия.
17 августа 1922 года ЦК КПФ отправил решение о террористической оппозиции в ПБ ЦК РКП(б), в результате чего было постановлено арестовать всех освобожденных и поручить комиссии в составе Зиновьева, Куйбышева, Дзержинского и Крыленко рассмотреть вопрос о «ликвидации всего дела о финнах». Арестовать удалось не всех. Некоторым удалось перейти границу и обвинять ЦК и социал-демократических газет, а двоим (по данным КПФ – Кампулайнен и Берн)- даже завербоваться в финскую охранку.
Комиссия ЦК РКП(б) по итогам расследования выяснила, что освобождение было незаконным, противоречило постановлениям ВЦИК, привлекла виновных членов Верховного трибунала к ответственности, сняв со всех постов, отменила амнистию, покарала Распредком, который возбудил ходатайство. Был приведен в исполнение смертный приговор В.Элоранте.
Однако этим дело не закончилось – в 1925 году их снова освободили, и снова некоторых восстановили в РКП(б), что опять-таки вызвало протесты со стороны КПФ, и тема террористической оппозиции оставалась открытой для партии по крайней мере до тех пор, пока основных участников не репрессировали во второй половине 30-х гг. Половинчатые решения – освобождения, потом арест, потом опять освобождение, отнюдь не способствовали снятию темы и раскаянию участников оппозиции. Каждый раз они возобновляли свою работу против ЦК с новой силой, хотя особых успехов по привлечению партийных масс они не имели- ЦК КПФ на 1922 год считал общее количество активистов не более 40 человек11, эти цифры могли быть преуменьшены, но не сильно.
История с финской террористической оппозицией в партии весьма интересна с точки зрения связи оппозиционеров с оппозицией в РКП(б). Явный расчет оппозиции на помощь и признание своего теракта со стороны РКП(б) строился на контактах с определенной частью большевистской партии. Однако в 1920-м эта связь гласно не упоминается, и только в 1921-1922 появляется идентификация террористической оппозиции с т.н. «рабочей оппозицией», и определенную почву под собой это имеет – по времени развитие террористической оппозиции и «рабочей оппозиции» вполне совпадают – например, суд состоялся в 1922-м в феврале, и примерно в то же время «рабочая оппозиция» подает свое «письмо 22-х». Установлены и многочисленные контакты обеих оппозиций. Правда, ЦК КПФ, давая характеристику этим контактам, сомневался в идейности оппозиционеров-террористов, например, о Пукко писалось:
«Он пытался сделать защитником его террористической банды каждого русского товарища, с которым ему удавалось вступить в разговор. Он старался быть каждому приятным. В разговоре со сторонником «рабочей оппозиции» он представлялся убежденным сторонником «рабочей оппозиции» и резко ругал как финскую, так и русскую «партийную бюрократию». Но перед «партийными бюрократами» он пел в совершенно другом тоне, относясь, якобы критически даже и к «рабочей оппозиции», а оппозиции с оружием он, якобы, никогда и не признавал, он лишь старался «примирить» отдельные течения.»12
Однако практика фракционной борьбы показывает, что беспринципность как раз и есть объединяющий фактор для разных, порой даже с диаметрально противоположными установками, фракционных групп. Правым и левым уклонистам, троцкистам, децистам, бухаринцам, «рабочей оппозиции» их сомнительные «принципы» ничуть не помешали объединяться в блоки в 20-30-х. А потому скорее всего, именно на поддержку нарождавшейся «рабочей оппозиции» рассчитывали финские террористы. Впрочем, не только ее – они утверждали о поддержке их и со стороны децистов, и со стороны «центра». Формирование групп и фракций, проявившихся как на Х съезде, так и в КПФ в 1920, началось задолго до проявления открытых разногласий. Фракционность в той же мере, в какой она есть следствие заблуждений, притягивает к себе беспринципных людей, готовых быть хоть с чертом, но против. Потому неудивительно, что обе оппозиции спелись. Но в силу умственной убогости обоих, обе преувеличили свои возможности, и обе погорели – финская оппозиция не cмогла пробиться в Коминтерн и поддержать там «рабочую оппозицию», а оппозиция в РКП(б) не обеспечила поддержки со стороны партии финнам.
Хотя, некоторую помощь финнам все же оказали – осудили на мизерные и смехотворные сроки, потом выпустили, Пукку даже приняли после убийства в университет им.Свердлова (комвузы того времени вообще были относительно засорены представителями разных оппозиций). Отдельный вопрос составляет двурушническая позиция Зиновьева, который держал этот вопрос под контролем, но активных мер по урегулированию ситуации не предпринимал, и вопроса осуждения арестованных не проконтролировал. Апелляции в Коминтерн, которые сыпались Зиновьеву, особого отклика не находили 13 – по крайней мере повторное осуждение террористов произошло только после письма финского ЦК в ЦК РКП(б). Совершенно очевидно, что финская террористическая оппозиция нашла способ влиять на него посредством уже тогда проявившегося у Зиновьева местничества, попыток опереться на Петроградскую организацию, на кадры которой, особенно оппозиционные, группа Пааси-Пукка-Элоранта имела некоторое влияние. Собственно, неустойчивость Зиновьева и его постоянные колебания, в том числе и относительно конфликтов в КПФ и породили конфликтную и фракционную обстановку в финском ЦК, который, будучи не в силах справиться со своими проблемами, постоянно писал в ИККИ председателю.
Эта история еще показывает, что накал внутрипартийной борьбы может достигать наивысшего напряжения, в результате которого единство становится невозможным сохранить, и стороны прибегают к разнообразным, в том числе и крайним методам борьбы. Это касается не только применения административного ресурса со стороны большинства, но и применения террора со стороны меньшинства. И даже более – к террору скатываются в первую очередь проигравшие группы, как к последнему методу борьбы. Так что скатывание в 30-х оппозиции в ВКП(б) к террору имеет под собой реальную практику функционирования коммунистических партий, и было бы неумно игнорировать этот фактор, как это делает антикоммунистическая и троцкистская историография, безосновательно утверждая, что оппозиция в 30-х не имела террористических планов и все эти планы – ангажированная выдумка НКВД. Физические расправы во внутрипартийной борьбе имели место и имеют и по сей день – в 90-х годах на почве внутрипартийной борьбы было расстреляно, например, несколько турецких коммунистов из нелегальной маоистской организации, левацкие группировки неоднократно организовывали покушения на представителей, как они считали, «оппортунистического крыла», в ситуациях, когда разные фракции одной партии вели вооруженную борьбу, это выливалось в боестолкновения отрядов различных групп и течений. История финской террористической оппозиции разоблачает, кроме всего прочего, и троцкистский миф о необоснованности репрессиях против финских коммунистов, сформулированный ренегатом А.Туоминеном в его открытом письме, потому что показывает, что внутренняя борьба с различными оппортунистическими элементами, которые доходили до террора и сотрудничества с охранкой не могла вестись иными методами.
Такой накал борьбы вполне логичен для обострившихся в начале-середине 20 века классовых противоречий, и он многое объясняет для понимания политики как СССР по отношению к левой финской эмиграции, так и ЦК КПФ по отношению к репрессиям некоторых членов своей партии. В силу обострения борьбы в 20-30 гг. в финской компартии постоянно всплывал призрак «террористической оппозиции» - то в виде освобожденных, но не исправившихся бывших участников, то в виде сочувствовавших, начавших оппозиционную деятельность на новой платформе. После осуждения террористической оппозиции вновь началась борьба между группами Маннера и Рахья, к последним примыкали недовольные от предыдущей оппозиции. Активное участие финских оппозиционеров в политической жизни Петрограда и рано высказанные оппозицией террористические намерения повлияли на массовость репрессий относительно финской оппозиции после убийства Кирова. Прецедент убийств со стороны оппозиции давал почву для особо жесткого отношения финского ЦК к оппозиционным настроениям в партии, что повлекло в1935-1937 гг. повторное репрессирование террористов с гораздо более жестким приговором.
1. На Учредительном съезде было принято воззвание с призывом к финским рабочим готовиться к новой революции. В частности, Ю.Сирола в речи на Учредительном съезде говорил: «Необходим лишь толчок, который приведет революционную ситуацию к взрыву, и это произойдет в связи с изменением международного положения». Под изменением международного положения подразумевалась военная авантюра белофиннов против РСФСР, разгром которой, как полагал Сирола, приведет к революционному подъему внутри Финляндии. Подпитывали эти надежды и успехи Красной армии, и образование советских республик в Венгрии, Тюрингии, Баварии. Телеграмма наркома Ииностранных дел Чичерина Зиновьеву от 26.10.1919 (в сб. Коминтерн и Финляндия 1919-1943 гг.:Документы. М. Наука. 2003, стр. 55)
2. Письмо Ю.Сиролы Г.Е.Зиновьеву о расколе в ЦК КПФ от 26.02.1920 (в сб. Коминтерн и Финляндия 1919-1943 гг.:Документы. М. Наука. 2003, стр. 56-61)
3. И.Рахья тоже отправил письмо Зиновьеву 4.03.1920 (там же, стр. ,62-63)
4. Письмо председателя ЦК КПФ К.Маннера Г.Е.Зиновьеву относительно противоборства оппозиции с ЦК КПФ от 16.07.1920 в сб. Коминтерн и Финляндия 1919-1943 гг.: Документы. М. Наука. 2003, стр.75-76
5. Убито/a> 7 членов ЦК, В том числе Ю.Рахья, В.Иокинен, Т.Хегскюмурто, Л.Саволайнен, И.Виитасаари, К.Линквист, Ф.Кеттунен и член РКП(б) И.В.Саинио. Ранены К.М.Эвя, И.К.Лехтинен, Яко, Э.Рахья, М.Вирки, А.Лаине, А.Вастен, А.Петерсон, И.Саастамоинен, Э.Суукаулио
6. Письмо А.Пааси В.И.Ленину и Г.Е.Зиновьеву относительно разногласий с руководством ЦК КПФ от 31.08.1920. в сб. Коминтерн и Финляндия 1919-1943 гг.: Документы. М. Наука. 2003, стр.8
8. Постановление комиссии ИККИ о причинах раскола в КПФ в сб. Коминтерн и Финляндия 1919-1943 гг.: Документы. М. Наука. 2003, стр.86
10. Письмо Э.Рахья Г.Е.Зиновьеву об освобождении убийц членов ЦК КПФ от 2.07.1922 в сб. Коминтерн и Финляндия 1919-1943 гг.: Документы. М. Наука. 2003, стр.101
11. Письмо К.Маннера, О Куусинена, Э.Рахья и А.Тайми в ЦК РКП(б) о «террористической оппозиции» от 8.09.1922 в сб. Коминтерн и Финляндия 1919-1943 гг.: Документы. М. Наука. 2003, стр.103
13. 3 апреля 1921 года О.В.Куусинен отправил Г.Е.Зиновьеву письмо о кризисе в КПФ (в сб. Коминтерн и Финляндия 1919-1943 гг.: Документы. М. Наука. 2003, стр.88), однако Зиновьев мер не принял, и даже 9 июля того же года мнение Зиновьева, как следует из решения ПБ ЦК РКП(б) по вопросу о финских делах, было неизвестно.