К вопросу о терминологии
Часть 3. Рынок
Понятие рыночной экономики — наряду с рассмотренными нами в первых двух частях настоящей статьи понятиями свободы и демократии — является третьим идеологическим столпом, на котором базируется апологетика современного буржуазного общества. Как мы убедились, претензии буржуазии на монополию или даже хотя бы лидерство в области свободы и демократии совершенно необоснованны. Коммунисты же, вместо того, чтобы разоблачать этот подлог, очень часто стараются наоборот — откреститься от свободы и демократии, что является серьёзной пропагандистской ошибкой.
Несколько иначе обстоит дело с рынком. Идея рыночной экономики — в отличие от идей свободы и демократии — действительно глубоко чужда коммунизму, но по какой-то загадочной причине многие коммунисты умудрились и по этому вопросу занять неправильную позицию, лопоча, что они-де вовсе не против рынка как такового, но лишь против рынка капиталистического и за (никому не ведомый) рынок социалистический. При этом наиболее «продвинутые» из них считают своим долгом заодно ещё и ритуально пнуть плановую социалистическую экономику, обозвав её при этом «административно-командной системой», которая, якобы, и завела нас в тот тупик, в котором мы сегодня находимся.
Подобное мнение безусловно неверно и для того, чтобы лучше понять это, нам надо более подробно разобраться, что же такое рыночная экономика и откуда взялся миф о её преимуществах перед любой другой системой хозяйствования. Как следует из самого названия, основополагающей характеристикой рыночной экономики является наличие рынка, т.е. определённой общественной инфраструктуры, обеспечивающей экономическим субъектам возможность свободно обмениваться продуктами своего труда на основе двусторонних отношений купли-продажи между производителем и потребителем. Кроме того, для того, чтобы говорить о рыночной экономике как таковой, а не об экономике всего лишь с элементами рынка, необходимо, чтобы данная форма экономических отношений — т.е. товарное производство — была превалирующей.
Если всё перечисленное соблюдается, рынок выполняет роль регулятора экономики: как только какой-либо товар оказывается в дефиците, цены на него начинают расти, что привлекает новых производителей, которые ликвидируют дефицит, в результате чего цены возвращаются на исходный («естественный») уровень и экономика снова оказывается в равновесии. Именно это свойство — способность к саморегуляции — и приводится апологетами рынка в качестве главного аргумента за. Соответствует ли сказанное действительности? В каком-то смысле — да: рынок, как регулятор экономики действительно сыграл решающую роль в развитии производительных сил как в период перехода от феодализма к капитализму, так и в дальнейшем — в ранний период бурного развития капитализма. Рынку и только рынку, задействовавшему предпринимательскую энергию огромного числа людей, обязаны мы развитием промышленности, торговли, транспорта, другими успехами капитализма.
В то же время у нас нет никаких оснований считать рыночный механизм регулирования экономики наиболее эффективным из всех возможных. Во всяком случае, в любых исторических условиях. Во-первых, сама стихийность рыночной саморегуляции определяет такое её свойство, как инерционность: приток новых производителей начинается не сразу после возникновения дефицита (не говоря уж об их превентивном притоке для предотвращения последнего) и прекращается не сразу после его удовлетворения. Что ведёт к определённому проценту разорений (как потребителей товара в период дефицита, так и его производителей в период перепроизводства) со всеми связанными с этим явлением негативными социальными последствиями. Эта инерционность объясняется неинформированностью потенциальных производителей и перспективных покупателей о реальном положении вещей: всё, что они видят — это текущие цены, которые не отражают усилий будущих производителей, которые уже занялись организацией нового производства, но ещё не вышли на рынок. Причём неинформированность эта является не столько недостатком рыночного механизма, сколько непременным условием его функционирования: именно она обеспечивает приток значительно большего, чем реально нужно, числа производителей, что и позволяет насытить рынок сравнительно быстро (пусть и ценой разорения впоследствии значительного числа вновь прибывших). Кроме того, та же неинформированность поддерживает высокие дефицитные цены ещё в течение какого-то времени уже после насыщения рынка, что также является существенным элементом ориентированного на наживу рыночного стимулирования.
Во-вторых, идиллическая картина, рисуемая рыночниками, во всей красе существует лишь в их богатом воображении. Причём это даже хорошо и вот почему. Если бы рыночная саморегуляция и правда реализовывалась полностью, прибыль во всех отраслях стремилась бы к нулю: ведь даже очень небольшая прибыль — это всё же лучше, чем вообще никакой прибыли, поэтому пока прибыль существует, в отрасль будут приходить всё новые и новые производители, сбивая цены друг другу. К счастью, на практике этого не происходит. (К счастью потому, что в противном случае капитализм, который немыслим без даже не просто прибылей, а без огромных прибылей, не смог бы существовать и сыграть свою историческую роль.) А не происходит это потому, что в условиях развивающейся (тем более — развитой) индустриальной экономики, характерной для капитализма, для выхода на рынок в качестве производителя нужен капитал. Которым обладают далеко не все и которого даже у тех, у кого он есть, никогда не хватает на всё, а иногда не хватает даже на поддержание экономики на существующем уровне, что вызывает периодические спады и кризисы.
В-третьих, основной особенностью рыночной саморегуляции является приведение всего многообразия хозяйственной деятельности к «общему знаменателю» — деньгам. Опять же, эта особенность является главным достоинством рынка, поскольку именно такая простота системы и позволяет всем рыночным субъектам принимать более или менее обоснованные решения не владея даже малой частью информации об экономике в целом. С другой стороны, очевидно, что сведение всего множества натуральных показателей к одной единственной цифре не может дать нам действительно оптимальных результатов. Ожидать подобного было бы всё равно, что лечить человека только исходя из его температуры — на которую действительно влияют все процессы, проходящие в организме, и которая действительно является достаточно хорошей интегральной характеристикой здоровья, но измерение которой всё же не является заменителем комплексного обследования. Однако главное даже не это. Главное, что достаточно надёжно (если и не вполне оптимально) работает этот интегральный денежный показатель лишь до тех пор, пока рынок состоит из сравнительно большого числа сравнительно мелких субъектов, действия каждого из которых в отдельности не оказывают существенного влияния на рынок в целом.
Откуда берётся это требование — понятно: все вычисления (классических) рыночных субъектов, на которых они строят свою деятельность, остаются корректными лишь постольку, поскольку цены на сырьё и готовую продукцию остаются относительно неизменными. Инерция рынка, о которой говорилось выше, гарантирует эту относительную неизменность, но сама инерция как раз и является следствием наличия большого числа малых субъектов. Фактически, саморегулирующийся рынок — это нечто вроде «броуновского движения» производителей, слепо блуждающих по его просторам под действием перепадов в прибылях, заполняя в результате все ещё незаполненные или вновь возникающие ниши — так же как воздух заполняет все уголки комнаты.
В. И. Ленин. 1916 год. В 1916 году был написан «Империализм, как высшая стадия капитализма».
Однако именно это фундаментальное требование и нарушается в современной рыночной экономике. В стремлении к сокращению издержек производства капитал с необходимостью укрупняется и в один прекрасный момент оказывается в состоянии учредить монополию на производство того или иного товара или группы товаров, т.е. тем или иным способом предотвратить приток новых производителей и вытеснить уже имеющихся. Механизм рыночной саморегуляции в таких условиях полностью отключается. Эта тенденция — переход к нерыночному (или, если угодно, несаморегулирующемуся рыночному) монополистическому капитализму наиболее ярко проявилась в начале прошлого века и достаточно подробно рассмотрена Лениным в работе «Империализм, как высшая стадия капитализма». И хотя прогноз Ленина не оправдался и «сплошная монополизация капиталистического хозяйства» была остановлена в законодательном порядке, оказалось, что совсем без монополий жить в новых условиях тоже нельзя. Наступление эпохи научно-технического прогресса породило совершенно непредвиденную проблему, неразрешимую в рамках классического капиталистического рынка: слишком высокие затраты на разработку новых технологий делали подобные разработки экономически невыгодными, поскольку разработчик оказывался не в состоянии не то что нажиться, но даже и просто окупить свои затраты в тот короткий период времени, пока конкуренты ещё не освоили его достижений и он имел возможность извлекать сверхприбыль. Так, одной рукой ограничивая стихийно возникающие монополии в пользу рынка, капиталистическое государство было вынуждено другой рукой создавать искусственные монополии для нейтрализации саморегулирующего влияния того же рынка, начавшего на этом этапе капитализма уже мешать дальнейшему развитию производительных сил.
Разумеется, все эти новые монополии и почти-монополии находятся сегодня под достаточно пристальным вниманием государственных и международных органов, которые не позволяют им слишком уж злоупотреблять своим положением. Конкурентное состояние рынка поддерживается постольку, поскольку это отвечает интересам правящего класса. Однако рынок этот, пусть и остающийся слабоконкурентным, тем не менее уже давно потерял способность к саморегуляции, которая в своё время сыграла такую важную роль в становлении капитализма. Конечно, и сегодня ещё существует небольшое число высококонкурентных направлений, но в основном лишь в «инновационных» областях деятельности, да и то не подолгу — либо эта «инновация» оправдывает себя и направление в результате серии банкротств, поглощений и слияний приходит к небольшому числу крупных производителей, либо не оправдывает — и тогда оно просто отмирает. Все же основные отрасли экономики уже давно прошли этап укрупнения. Возьмём, к примеру, автомобильную промышленность США. Сто лет назад она состояла из тысяч независимых производителей, сегодня это число сократилось до трёх: «Дженерал моторс», «Форда» и «Крайслера» (к тому же последний несколько лет назад объединился с немецким «Даммлер-Бенцем»).
В этих условиях корпорации уже не могут действовать «по-броуновски». Если какой-нибудь из подобных гигантов вдруг решит вместо дорогого сырья А закупать более дешёвое сырьё Б, а выпускать вместо дешёвого продукта В более дорогой продукт Г, то приведёт это, скорее всего, лишь к резкому подорожанию Б (может быть даже выше исходной цены А) и не менее резкому удешевлению Г (может быть даже ниже исходной цены В). Не говоря уж о том, что Б может просто физически не оказаться в наличии в нужных количествах, а дополнительный Г может оказаться никому не нужен. Понятно, что ни к чему кроме полного хаоса подобная «саморегуляция» привести не может.Сегодняшние корпорации (а в особенности — транснациональные корпорации) вынуждены планировать свою деятельность исходя не из одной лишь выраженной в деньгах прибыли, но исходя из множества натуральных показателей. Разумеется, это капиталистическое планирование не тождественно социалистическому (поскольку преследует совершенно иные цели, о чём мы поговорим чуть ниже), но разделяет с ним то, что требует детального изучения экономики как целого — маркетинговых исследований, как это называется при капитализме. На деле, подобное планирование оказывается даже сложнее социалистического, поскольку требует учёта не только объективных экономических факторов, но и субъективных решений других корпораций (которые, как легко догадаться, не прочь при случае навредить друг другу), а также правительства (которое каждой отдельной корпорации тоже не всегда «друг, товарищ и брат»). В результате маркетинговые бюджеты разрастаются до астрономических размеров, фактически, исследования рынка уже давно превратились в самостоятельную — и притом весьма прибыльную — отрасль экономики.
Сказанное, прежде всего, полностью снимает то возражение против планового социалистического хозяйства, что последнее, якобы, невозможно из-за его невероятной сложности. Да, планирование экономики в рамках всего мира или даже лишь отдельной страны — задача не из лёгких, но сегодняшние ТНК достаточно успешно решают и более сложные задачи. Успехи в средствах сбора, передачи, хранения и автоматической обработки данных уже достаточно давно сделали задачи подобного класса вполне решабельными. Важнее, однако, то, то знание рынка, которым сегодня обладают ТНК, уже не допускает даже слабого намёка на «саморегуляцию», которая по самой своей сути базируется на стихийном поведении рыночных субъектов. Корпорации больше не встраиваются в рынок, подчиняясь диктату законов его конъюнктуры, а напротив — активно формируют рынок, планируя его развитие. Причём если при социалистическом планировании критерием является удовлетворение потребностей населения, то задачей капиталистического планирования остаётся, в конечном итоге, всё та же максимизация прибыли, которая в принципе не может быть достигнута иначе как через поддержку устойчивого (а желательно — ажиотажного) спроса на свою продукцию. Т.е. фактически — путём неудовлетворения потребностей (при полностью удовлетворённых потребностях спрос минимален). Если разобраться, то вся современная т.н. «экономическая наука» нацелена на решение того, каким образом так разбалансировать экономику, чтобы за максимум денег удовлетворить минимум потребностей.
Свободный рынок, который когда-то был мощным ускорителем экономики, сегодня превратился в её не менее мощный тормоз. Это прекрасно понимают не только коммунисты, но и капиталисты. При всей враждебности друг к другу «непримиримые конкуренты» создают отраслевые ассоциации — как национальные, тае и международные — для координирования совместных действий по управлению рынком. Не отстают от частного бизнеса и правительства — их аппараты непрерывно растут (несмотря на постоянную предвыборные обещания сократить их), учреждаются всё новые и новые международные организации, также призванные формировать глобальный рынок. Мировая экономика уже давно перестала быть стихийно саморегулирующейся, она просто переросла эту стадию.
Когда-то, будучи не в состоянии активно влиять на спрос, капиталисты пытались удовлетворять его, способствуя тем самым промышленному и социальному прогрессу. Сегодня же — будучи в принципе, чисто технически, вполне способными идеально распланировать всю мировую экономику и навсегда покончить с голодом, бездомностью, эпидемиями, неграмотностью и т.д. — корпорации, в погоне за прибылями, делают прямо противоположное. Вместо того, чтобы — в результате научно-технического прогресса — расти, средний уровень на жизни на нашей планете устойчиво падает, причём не только в третьем мире, но даже в первом. В своё время, в процессе борьбы за свои права рабочее добились очень значительных успехов. Которые объясняются не только героизмом этой борьбы, но и тем развитием производительных сил, которое и позволило капиталистам пойти на уступки рабочим не особо обижая при этом себя самих. А что мы наблюдаем сегодня? Рабочая неделя не сокращается уже не один десяток лет, а в последние пару десятилетий даже начала фактически расти за счёт увеличения сверхурочных (и это при том, что после Второй Мировой войны рынок труда почти удвоился за счёт массового трудоустройства женщин). Конечно, можно просто назвать назвать это «наступлением на права рабочих» и на том успокоиться, но если мы хотим рассуждать с марксистских позиций, мы должны помнить, что все эти «наступления» и «отступления» объясняются не зловредностью или человеколюбием буржуазии и даже не степенью героизма рабочих масс вообще и их вождей в частности, а объективными экономическими причинами.
Проблема современного рынка, а точнее — частного характера присвоения, в том, что он породил как бы параллельную производственной финансовую плоскость, которая начала функционировать по своим собственным законам и часто уже не имеет прямого отношения к производству как таковому. Вспомним 11 сентября 2001 года. При всех разногласиях, которые вызвало это событие, одного факта не пытался оспорить никто: того, что американская (а частично и мировая) экономика остановилась на несколько дней. Но почему?! Ведь террористы (кто бы за их спиной не стоял) не уничтожили ни одного завода или другого промышленного объекта, всё в Америке продолжало работать как часы. Всё, кроме одного: на несколько дней закрылись биржи. Казалось бы, ну и что? Не всё ли равно, днём раньше или днём позже один жулик продаст другому жулику несколько цветных бумажек — ведь на процессе производства это ровным счётом никак не отразится. Но, как выясняется, в современной экономике биржевые сводки гораздо важнее производственных. Ведь именно первые влияют на различные экономические индексы вроде Доу-Джонса и NASDAQ, по которым и определяется, «растёт» экономика или «сокращается», последние же представляют интерес лишь для достаточно узкого круга специалистов.
При этом, если бы негативное влияние финансового «параллельного мира» ограничивалось лишь отвлечением туда значительного числа потенциально производительных работников — это было бы ещё полбеды. Армия паразитов, обслуживающая современный рынок действительно ложится тяжёлым бременем на экономику, но главная беда в том, что финансовый мир всё активнее и активнее влияет на направления развития производства, причём нередко влияет пагубно. Новейшие изобретения используются не для того, чтобы что-то дать людям, и даже не для того, чтобы нажиться, продавая что-то людям, а часто для того, чтобы отнять у людей, то, что у них уже было и нажиться на последующем росте цен. Например, внедрение т.н. «электронных книг», которые могли бы крайне удешевить доступ населения к литературе, особенно в совокупности с Интернетом, вместо этого имеет целью ограничить доступ людей к печатному слову, предотвратить «нарушение авторских прав», заключающееся в одалживании книги соседу.
Всё сказанное заставляет коммунистов занять категорически антирыночную позицию. Но не потому, что «того требуют их идеологические установки», а потому что в современных условиях это — объективная экономическая необходимость. Тогда, когда некоторая опора на рынок была оправдана, коммунисты (пусть и не без известных колебаний) сами ввели его — там, где это было целесообразно — и сами же постепенно свернули его, когда необходимость в нём отпала. О порочности рынка говорит и негативный опыт внедрения его механизмов в советскую экономику после смещения Хрущёва и окончательной победы в руководстве страны рыночников. Ни к чему, кроме нарастающих дисбалансов в народном хозяйстве, этот эксперимент не привёл. Ну а чем он закончился — известно.