Давайте что-нибудь поделаем 1

Левый антиинтеллектуализм и его бессодержательность

«Мы не можем себе позволить увязнуть в болоте анализа» - сказал нам один активист на антивоенном ралли прошлой осенью, выплевывая последнее слово как огненный шар. Должно быть, он ослабил свою бдительность. Эта акция ловко обходило подобные болота, громко противясь бомбардировкам США в Афганистане, и не предлагала никаких идей, способных внушить доверие (не считая того замечания, что все это было делом рук Unocal and Lockheed Martin, таков был «анализ», предложенный многими ораторами). Но ситуация предполагала, что надо делать что-то большее, чем реклама все тех же старых лозунгов - «Остановите бомбежку» и «Нет войне за нефть» - которые активисты вздымали к небесам во время войны в Заливе 2. Последняя война призывала к размышлениям, но лишь немногие приложили для этого достаточно усилий.

Итак, что же такое - идеология левых активистов (под «левыми» мы имеем в виду выступающих за глобальную справедливость, свободу слова, общественную самоорганизацию, экономических популистов и «зеленое» движение)? Социалисты? В большинстве своем нет - слишком боятся института государства. Некоторые активисты являются анархистами - но большинство без темпераментных привычек, без определенных идей. Остальные - это либералы - большая часть которых настроена слишком конфронтационно и слишком скептически к системе, чтобы принимать это название. И многие не исповедуют вообще никакой идеологии. В итоге получается, что левые активисты - это недоразвитая, «пост-идеологическая» масса «доброхотов», прагматиков или марионеток?

Нет. Молодежь, доставляющая сегодня беспокойство, имеет идеологию, и эта идеология так глубоко ощущается, и так широко охватывает все стороны их жизни, как великие системы идей прошлого. Кадры, которые пропагандируют эти бесконечные митинги, которые стучат в барабан, которые руководят этими «упражнениями» и раскрашивают своих марионеток, безусловно, имеют свой символ веры. Их кредо - «активизм» 3.

Именно так, а сами они - «активисты». Эта новая идеология совмещает в себе невежество сверхусредненной американской культуры со всем темпераментным крестоносным рвением 19 века. С этой точки зрения, все дороги в мире ведут к все большим успехам активизма и увеличению количества самих «активистов». Согласно этому мировоззрению, только тот, кто действует, является праведником. Похоже, «активисты» заимствовали свою философию у хозяина фабрики - персонажа рассказа Генриха Бёлля, который каждое утро приветствовал своих работников проповедью со словами: «Давайте что-нибудь поделаем». В ответ на которую рабочие послушно отвечали: «Что-нибудь поделаем!»

Активисты повторяют за боссами? Эта параллель не столь далеко заходит, как может показаться, согласно другому немцу, Теодору Адорно. Адорно, который, несомненно, с той поры, как он натравил полицию на демонстрирующих студентов Франкфуртского университета в 1968, не может считаться безоговорочным авторитетом в вопросе об активизме, тем не менее, обоснованно критиковал студенческое и антивоенное движение за что, что он назвал «акционизмом». С его точки зрения это было неразмышляющее коллективное маниакальное стремление к позитивному, которое позволяет себе немедленную трансляцию в практику. Таким образом, с точки зрения людей, которые полагают себя радикальными агитаторами, это бездумное стремление отражает прагматический опыт доминирующей культуры - «не самый короткий путь, которым «акционизм» так хорошо вписывается в господствующую систему общественных отношений». «Акционизм» - он заключал, - «регрессивен… он отказывается задуматься о своем собственном бессилии».

Может показаться странным ссылаться на эти слова в то время, когда «активизм» кажется вполне работоспособным. Протесты на подъеме, даже развернувшаяся после 11 сентября истеричная террористическая травля не заставила движение замолчать. Демонстранты были достаточно сильны, чтобы протестовать против Мирового Экономического форума с достоинством и дисциплиной, которые поддерживали воодушевление по всему миру. Молодежь, которую полиция избивала, травила газом и затаскивала в участок, противопоставляла свои тела глобальному капиталу, они проявили храбрость и преданность, даже героизм.

Но достаточны ли акции? Мы задаем этот вопрос именно потому, что активизм силен. Обратной стороной этой агитации является разъедающий и агрессивный антиинтеллектуализм. Мы обращаем внимание на эту враждебность к мышлению - не только потому, что у нас у самих маниакальная страсть к интеллектуальной работе, то также потому, что он ограничивает способность движения к изменению.

Наше недовольство исторически специфично. Если бы все были заняты бессмысленными доктринальными спорами, мы бы подписались до определенной степени под некоторым антиинтеллектуализмом. Но это не тот случай.

Реальная цена отсутствия мысли

Как заявляет себя активистский антиинтеллектуализм? Одним из примеров является сведение стратегии к обычной тактике, к внешнему потрясающему эффекту. Возьмем для примера с треском провалившийся в Сан-Франциско протест против Национальной ассоциации работников вещания 4 , акция, которая стоила десятков тысяч долларов организаторам, не имела никакого воздействия на НАБ, и чуть не разорила одну из спонсировавших организаций. Во время посмертной дискуссии этого провала одна из организаторов напомнила аудитории, что «У нас было три тысячи марширующих через Юнион Сквер (торговый район) с протестом против СМИ. Это радует. Этого никогда не случалось прежде». Это ничего-де, что никакого результата этот бесцельный марш не принес. Точка зрения понятна: мы маршировали сами для себя. Мы являемся самоцелью. Активизм делает нас хорошими.

Не размышляющий активизм затушевывает формулировку политических целей. Один из авторов был на конференции, на котором адвокат-«активист» говорил о достоинствах малого бизнеса. Когда было замечено, что энтузиазм относительно малого бизнеса должен быть умерен осознанием того, что малый бизнес имеет тенденцию платить меньше, его труднее организовывать, его преимущества малы и ограниченны, и он более рискован, нежели крупный бизнес, юрист отклонил это как «беспомощность анализа». Когда на другом собрании было высказано, что организация сообщества по типу Алински 5 есть практический и организационный провал, потому что мы должны рассматривать их жесткие ограничения, организатор и руководитель кредитного союза оборвал разговор банальной фразой: «Я просто не хочу это обсуждать».

Антивоенное движение, возможно, наиболее очевидный пример многообещающего политического явления, которое получило большой урон от антиинтеллектуалистского мировоззрения «активизма». Частенько, в то время как активисты говорят об успехе растущего движения за мир - проводится много акций, планируются конференции, новые люди включаются в борьбу - никто не замечает, против какой, собственно войны мы все протестуем. Репрессии у нас в стране? Будущие войны в Сомали и Ираке? Даже в случае Афганистана, стало актуальным сказать что-то скептикам, которые спрашивали: «А какова альтернатива? Я полагаю правительство должно защищать меня от террористов, к тому же Талибан не кажется столь симпатичным.» Но движение оказалось неспособно реагировать на эти вопросы, и протесты сократились.

В общежитиях некоторых колледжей, для контраста, где война рассматривалась,как непростая возможность поговорить о чем-то большем, нежели размахивание флагами, движение имело лучшие результаты. Но везде нежелание думать о том, что значит быть против войны и как война включается в глобальный проект американской империи, также вела к убогости мысли о том, какого рода акции имеют смысл. «Как мы можем стратегически повлиять на ситуацию?» - спрашивала Лара Джираманнус из Антивоенной Коалиции Бостонских Кампусов. «Если мы хотим прекратить гуманитарный кризис в Афганистане - что означает эта цель? Я не думаю, что мы это в достаточной мере обговаривали».

Мы не отстаиваем конформистскую идеологию. Толчок к сопротивлению иерархии и контролю за общественной мыслью - одна из наиболее привлекательных и нужных сторон нового активизма. Рассмотрим кампусовское движение против потогонки, которое включает членов Международной организации социалистов, социал-демократически настроенных либеральных демократов, анархистов и простоватых либералов. Желание участников движения затушевать различия между радикалами и умеренными было сильным, привлекало к себе как политически сознательных студентов, так и любителей подрать глотку с трибуны. Такая эластичность обычно достойна похвал. То, что нас волнует в «активизме» - это идеология, которая накладывает табу на дискуссии относительно идей и точек зрения, и таким образом стоит на пути как у мысли, так и у действия.

Многие активисты соглашаются с этим. Джираманус, которая также вовлечена в Гарвардскую кампанию за прожиточный минимум, говорит, что некоторые в ее группе верят, что борьба за прожиточный минимум есть часть «большей идеи», а некоторые нет. «Но если наш анализ недостаточно широк» - отмечает она, - «мы не сильно отличаемся от групп, которые занимаются благотворительностью». В ее группе рабочей солидарности «люди скажут «я не прогрессивен, меня просто волнует этот вопрос». Не стоит думать о нашей работе в контексте более крупных задач и спрашивать об их мировоззрении. Просто должно быть место встречи для разговора об альтернативных экономических системах». Но она говорит, что эти вопросы не обсуждаются, и люди, которые их обдумывают, боятся выступать с ними на собраниях. «Это выглядит следующим образом: «у нас нет времени на это сейчас, нам надо победить в кампании за прожиточный минимум прямо сейчас»»

Мыслящие люди рассматривают этот строгий гиперпрагматизм как враждебность, и, в конце концов, выходят из организации. Но это не единственная проблема. «Важно дать стимул к осмыслению - говорит Джираманус, - «чтобы хиппи снова не стали яппи». 6 Как она отмечает далее, без анализа того, что в мире неправильно - или без образа лучшего мира, который мы стремимся создать - у людей отсутствует причина оставаться активистами, когда заканчивается данная конкретная кампания. Таким образом «активизм» и политическая недалекость сами себя ведут к поражению. «Активизм» скучен, и его пехотинцы испытывают настоящее истощение. Размышления, в конце концов, мобилизуют, «воодушевленные мыслью - заявляет Джираманус, мы бы несколько более уважали бы сами себя.»

Все больше и больше становится активистов, которые считаю, что идеи важны. «Мы должны развивать новую риторику, которая соединяет и «потогонки», и прожиточный минимум, и право на организацию - с глобальной экономикой» - говорит Джеки Брей из Мичиганского университета, активист борьбы против нелегальной эксплуатации. Лиана Молина из университета Санта-Клары соглашается: «Я считаю, что наша экономическая система определяет все!» Но относительно смутной идеологии студенческого движения у она испытывает смешанные чувства: «Неплохо быть сомневающимся и содержательным», также как и не отпугивать более консервативных или менее политизированных новичков, говорит она. «Но я также считаю, что классовый анализ нужен. Иначе становится непонятно, потому что люди спрашивают: «Так что же вы - за социализм?»»

Проблема в том, что активисты, как Молина, которые задают сложные вопросы, которые выталкиваются на политическую арену, очень часто действуют в пугающей изоляции, без поддержки сообщества единомышленников.

Откуда пришла болезнь?

Стив Данкомб, активист, публицист и профессор Нью-йоркского Университета говорит своим друзьям-активистам: «не задумывайтесь особенно о капитализме вне морального дискурса: большое - это плохо, и ничего не думайте о государстве, кроме того, что государство, в опровержение правых взглядов, есть авторитарный отец».

«Активизм» также неразрывно связан с отрицанием марксизма, что ярко проявилось в дебатах относительно отношения теории и практики, целого и части. К сожалению, большинство этих дебатов было обесценено, чередуясь со скучными и веселыми речами в секретарских бумагах. Отрицание марксизма (но не смерть - трое из авторов считают за честь называться марксистами) привело к путаным идеям о «лучшем» капитализме и к безразличию вообще к тому, как система работает в целом. Это зашоривание особенно яростно в США, где мелкобуржуазный популизм является национальной чертой радикалов, а антиинтеллектуализм практически на инстинктивном уровне включен в культуру. Так как «активизм» подчеркивает практичность, достижимость и реализуемость перед всеми остальными идеями, то теория, связанная с глубоким пониманием структур с точки зрения необходимости изменения их, закономерно отталкиваются.

Отрицание марксизма - это не просто вопрос теоретический - это выливается в слишком практический эффект. Если нет никакого серьезного понимания, как работает капитализм, тогда очень легко обмануться, что моральные обращения к руководителям могут быть эффективны. Можно думать, что привычка центральных банков провоцировать спад в случае, когда безработица становится низкой, есть политика, основанная на обыкновенном недопонимании. Можно думать, что структурные регулировки и империалистические войны являются просто плохим жизненным выбором.

Неразмышляющий прагматизм также вдохновляется зависимостью многих левых от их материальной базы. Роль филантропии в структурировании активизма редко обсуждается, потому что все хотят гранты (включая и нас). Но такое обсуждение должно быть. Их основание, как сфокусированная суть, осуществляет специфические мягко улучшающие бытие схемы. Они не хотят слишком пристально всматриваться в систему, которая дала им кучу денег, которые менее счастливые вынуждены с трудом выбивать.

«Активизм» заражен культурными формами и политическим содержанием некоммерческих организаций. Так как некоммерческие организации являются фактически тем же бизнесом, который продает собственное освещение в прессе руководителям, спонсирующим программы, они оперируют антиинтеллектуальной логикой гиперпрагматизма и краткосрочности в рамках отчетного периода спонсирующей организации. В процессе ведения такого «некоммерческого» бизнеса левые в целом начинают проявлять навязчивое внимание к «возможностям», «потерям», «нахождению в теме». Для многих политических некоммерческих организаций акции - невзирая на их ценность и реальную отдачу, являются продуктом, который в свою очередь обещает доступ к новым грантам.

«Некоммерческая» культура воспитывает целый ряд убийственных для мозга практик. Обсуждения прессы и открытые группы - эффективные методы генерирования и собирания идей и частей организации для более крупной акции. Тем не менее, используемые в политических дискуссиях эти «некоммерческие» средства могут быть разрушительны. Гораздо чаще чем обратное, происходит следующее - все высказали какую-то идею, открытая группа обращается с ней ко всей группе, списки составлены - и ничего не происходит.

Что делать?

Наша точка зрения не в том, что должно быть меньше активизма. Левые - ничто без видимой, подрывной демонстрации силы. Мы аплодируем активизму и воодушевляем себя на активизм. Наши заявления есть нападки на тупость, которая наполняет американскую культуру. Они включают более демократичный подход к мышлению ради того, чтобы в нашей жизни оставалось место для идей и политической работы. Мы не призываем к тому, чтобы в руководстве стояли интеллектуалы. Наоборот, мы бросаем вызов культуре левого «активизма» призывом к активистам самим стать интеллектуалами. Зачем расширенно воспроизводить общественное разделение труда на физический и умственный? Горячие овации Ноаму Хомски на Мировом Социальном Форуме в Порто Аллегре вряд ли были незаслуженны, но идеи не принадлежат памятникам. Они должны быть на улице, на работе, дома, в баре и на баррикадах.

Мы направляем этот призыв - говоря языком «активистов» - потому что текущий момент требует некоторого осмысления. В условиях подавляющего одобрения политики Буша и его бесконечной войны в американском обществе, размахивание плакатом «Остановите бомбардировку!» десятилетней давности так и не создало массового движения. Мягкий морализм также не выиграет битву дня: лозунг «Война - это не ответ» не многим лучше лозунга «Война - это ответ», который можно прочитать на плакате против демонстрантов, вывешенном недавно на Манхэттене.

Движение переживает также очаровывающий подъем риторики, когда активисты отвергают термины типа «антиглобализма», которые отражали - хоть и не очень ясно - против чего они выступают ради лозунгов типа: «Другой мир возможен» - который претендует на то, чтобы вызывать мысль о возможности радикально других экономических отношений. Но как будет выглядеть этот другой мир?

Активисты должны затронуть этот вопрос - и чтобы сделать это, они должны проделать еще большую работу и уяснить, как этот мир работает на самом деле. Обращения интеллектуалов к группам активистов по некоторым аспектам мироустройства часто встречаются с занудно повторяемым вопросом: «Это очень интересно, но как мы можем организовываться вокруг этого? Каковы должны быть лозунги?»

Никто из нас не был ни в Генуе, ни в Порто Аллегро, но по рассказам, там было множество серьезных дискуссий по поводу и этого мира, и лучшего мира. Но американцы не должны ехать туда - в Бразилию или Италию - чтобы поговорить или подумать над этими вопросами. К сожалению, здесь, дома, те, кому доверено обсуждать такие вопросы, есть те самые люди с глупейшими идеями наподобие «Ралли под лозунгом «Лучший мир возможен»» во время недели Мирового экономического форума, ораторы безнадежно орали о мире, в котором все бы выращивалось локально. Это абсурд, если конечно, мы не планируем отменить города, отбросить индустриальную цивилизацию и сократить мировое население на 95%, но мы редко осознаем такие вещи, и еще реже обсуждаем их.

Этот дух, который мы желаем вдохнуть в движение, был высказан несколько лет назад одним латиноамериканским выпускником. Увидев одного из авторов с книгой Аяза Ахмада «В теории», он серьезно воскликнул: «Эта книга как интеллектуальная граната в руке. Hasta la Victoria» Во многих других странах крошечные квартирки активистов уставлены хорошо проработанными работами Бакунина, Маркса и Фанона. Мы хотели бы видеть что-то подобное у нас в стране. И если этого не сделать, судя по европейскому опыту, мы расплатимся сполна, выражаясь прагматическим языком «активистов» - протесты в большинстве европейских городов в основном гораздо менее массовые чем американские, и активисты подвержены гораздо более влиянию мэйнстрима и даже правительственной политики. Если взять длительные сроки, то движение, которое не может думать, не может ничего и сделать.

Этот интернациональный вирус активизма

послесловие к статье «Action will be Taken»

Александр Лбов

Редакция журнала публикует перевод статьи американских публицистов, активистов социалистического и антивоенного движения по поводу проблемы, которую мы считаем актуальной не только для американских политических движений, но и для российской действительности. Относительно новым для российского читателя будет только употребляемый в статье термин - «активизм», а в основном рассматриваемое явление будет знакомо всем читателям журнала, постольку поскольку наш журнал читают в основном люди интересующиеся марксизмом и левым движением вообще.

Термин «активизм» в американской политической лексике существует давно и обозначает явление, когда политически активные люди принимают участие в акциях с целью выразить свои взгляды или же добиться каких-либо политических изменений. «Активистами» там называют всех, кто способен выразить свое отношение к событиям какими-либо иными действиями, кроме как киданием попкорна в телевизор, совершенно безразлично политическим взглядом или принадлежности к организации. Даже если студент выступает против преподавателя, поставившего ему двойку, но делает это на митинге, то его тоже называют «активистом». Иными словами, «активизм» - это специфическое стихийное политическое явление, основной отличительный признак которого - постоянное участие в каких-то мероприятиях.

Несмотря на то, что в России группа, которую можно сравнить с описанным в статье движением, представлена гораздо боле узко, тем не менее, мы можем рассматривать устойчивые аналогии. Фактически, формирование первых оппозиционных организаций капиталистической реставрации происходила в обстановке подавляющей стихийной активности довольно-таки массовой, но ограниченной и количественно устойчивой группы людей, которые посещали все мероприятия, участвовали во всех инициативах, но основным мотивом такой деятельности были не четкие политические воззрения, а большое желание «что-то делать», чтобы бороться с ненавистным «режимом». Точно так же, как и американские «активисты», российские завсегдатаи митингов «Трудовой России» вовсе не спешили политически определяться, и тем более не особо загружали мозг идеологией - они с радостью шли куда угодно, лишь бы это было «против правительства» и под красным (или каким другим за исключением государственного) флагом.

Заслугой авторов является то, что они выделили несколько существенных черт активизма, которые также интернациональны:
- антиинтеллектуализм
- хвостизм
- мелкобуржуазность
- узость целей и мелочный прагматизм.

В качестве основной причины всех прочих недостатков авторы видят недопонимание соотношения теории и практики, когда первостепенная важность теории (подумал-сделал) заменяется главенством практики без должного осмысления (а что тут думать, прыгать надо). Это непонимание влечет за собой кичливое отношение к теории как к пусторорожней болтовне, отсутствие стратегии, которая немыслима без развитой теории ведет к узости целей и мещанству, отсутствие революционной теории сталкивает движение в мелкобуржуазное русло, организаторы движения в силу интеллектуальной неспособности, скрытой за воинственным антиинтеллектуализмом неспособны вести за собой, а способны только озвучивать то, чего хочет большинство активистов и до чего они сами могут додуматься.

Безусловно, первым вождем и идеологом российского активизма был Анпилов, который постоянно позиционировал себя как большого практика в пику «кабинетным теоретикам». Но в силу стихийности явления, оно не могло сконцентрироваться все в анпиловской организации - оно постепенно распространилось на все протестные организации России, включая и РКРП-РПК. Читая статью американских авторов, мы можем видеть все прелести современного анархо-примитивизма - все те же подсчеты количества демонстрантов, плакатов, восторги речей, и полное непонимание (или лицемерное отрицание) того факта, что все эти «марши протеста» и «митинги против» на самом деле проводятся для собственной отчетности - отчетности перед собственным активом, который нечем занять, то есть, перед собой же. Реальный политический эффект от таких акций не рассматривается, а если к нему обращаются, то судорожно начинают вытаскивать самые мелкие фактики и раздуваться до размеров слона. В основном в победных реляциях современных левых организаций, делаемых для собственной прессы, политический эффект мероприятий попросту выдумывается. Особенно распространена такая отчетность среди молодежных организаций - их актив и физически более вынослив для участия в бесконечных акциях, а образовательный уровень их молодежи и небольшой политический опыт оставляют желать лучшего. Например, большая часть газеты «Бумбараш 2017» (не менее трети) наполняется отчетами о прошедших акциях и мероприятиях - создается вполне справедливое впечатление, что кроме как митинговщиной и расписыванием стен РКСМ(б) больше ничем не занимается, и эта деятельность есть самоцель организации. Про АКМ и НБП уже не стоит и говорить - вся их деятельность вполне официально сводится к одним только акциям и их освещению в СМИ, а лично Удальцов по более раннему примеру Эдички Лимонова давно стал «информационным товаром», который он с успехом продает то буржуазной прессе, то коллегам по либеральному лагерю. Именно с этим «товарным» свойством политики леваков связаны многочисленные отсидки активистов в милиции, и в существенно меньшей мере с реальными репрессиями против коммунистов или оппозиционеров.

Хорошей параллелью с американским активизмом является и присущая российским левым политическая всеядность - современные левые участвуют в акциях во имя чего угодно, но практически нигде не выступают с собственно коммунистической позицией - на акциях в защиту обманутых дольщиков они защищают обманутых дольщиков жилья, а на акциях против уплотнительной застройки они выступают против застройки, совершенно не задумываясь даже о том, что может случиться такое, что интересы обманутых дольшиков и протестующих против точечной застройки рано или поздно пересекутся в пространстве. Не говоря уже о том, что дольщики выступают с вполне капиталистическими требованиями, а точечная застройка не имеет никакого отношения к общественному строю - она может осуществляться какой угодно властью, и даже при коммунизме. На митингах в защиту политузников они выступают совершенно не задумываясь о том, за что выступали эти «узники», кто их посылал на рискованное мероприятие и принесли ли они тем самым пользу движению. Как правило, участники этих акций никогда толком не могут объяснить, что же такого революционного в требованиях протестующих.

Следует сказать также и о такой проявляющейся лишь последнее время черте российского активизма, на которой американские авторы остановились подробно - на спонсировании активизма как источника бессмысленной митинговщины. В последние семь лет в российской политике ярко проявляется спонсирование теми или иными экономическими силами различных политических партий и организаций, и некоторые левые организации не обойдены этой чашей, в России в крупных городах создан небольшой, но постоянно расширяющийся слой профессиональных политических кнехтов, которые опасны не тем, что бродят от одной буржуазной организации в другую, но тем, что в силу отсутствия идеологии, инициируют и проводят одну за другой бессодержательные акции и флэшмобы. Их активность понятна - им надо отчитаться, продать информационный товар работодателю, продаться самим. Но контакты оппозиционных буржуазных течений с левыми происходят, акции эти освещаются в СМИ, левые, сами не имея четких воззрений, начинают в чем-то подражать, имитировать и перенимают эту форму «политической деятельности», тем более что она проста как яйцо.

Отдельной строкой в статье сказано о презрении к марксизму, без которого вообще никакая научная идеология невозможна и о необходимости теоретической работы над его изучением - в назидание американским и российским левым, для которых слово «теоретик» является ругательством.

Статья также интересна для российского читателя и тем, что она развенчивает сложившийся в российской левой среде миф о растущем и набирающем силу мощном левом движении на Западе - в Европе и США, показывает источники его слабости, показывает отсутствие единых и оптимистических взглядов на будущее левого движения в развитых капстранах мира. И тем более она служит предостережением против попыток российских левых тупо копировать зарубежные формы, тем более не самые лучшие как-то бессмысленные драки с милицией, всякие факельные шествия тремя калеками в четыре ряда, нахлобучивание активистам повязок на физиономии и скандирование глуповатых речевок. Это, конечно, смешно смотрится, когда десять человек РКСМ(б)шников топают по улице башмаками в ногу, изображая «мерную поступь батальонов пролетариата», если бы это не было так грустно потому, что никакой другой работы на акции, в сущности, не проводится.

Разумеется, статья не раскрывает всего вопроса - главный для марксиста вопрос об оппортунизме основной массы американских активистов скомкан и потихонечку забыт, потому что авторы непоследовательны в марксизме (о приверженности которому осторожно продекларировали). Они, в конце концов, заняли половинчатую позицию - критикуя с одной стороны активизм, критикуя людей, которые бегут в хвосте у масс, они тем не менее, сами не могут оторваться от активистской среды, они характеризуют основную массу активистов как носителей мелкобуржуазных идей, но тем не менее, полагают реализацию этих идей полезной, сводя все претензии от «неправильных идей» (что проскальзывает в критике) только к тому что «неправильно осуществляется». Это напоминает многочисленные призывы российских «радикальных левых» к КПРФ «полеветь» и «поумнеть», которые мало того, что остаются голыми призывами уже не первый десяток лет, без внятной альтернативы, но и просто не услышаны ни КПРФ-ным активом, ни тем более руководством. По сути дела, они беспокоятся не о формировании пролетарской партии и конечной победе революции, а только о том, чтобы существующее активистское движение не затухало и не вырождалось в совершеннейший идиотизм, а при возможности более эффективно выполняло свою оппортунистическую программу. Однако этот недостаток статьи им можно простить, принимая во внимание то, что они раскрыли нам левое движение США с наиболее уязвимой его стороны - со стороны идеологической. Любопытно заметить, что, судя по тем бурным обсуждениям этого вопроса в левых англоязычных рассылках, которые мне довелось прочитать, противники позиции авторов, как и российские любители бессодержательной «практики», так и не нашлись, чтобы ответить что-нибудь толковое, кроме упреков в том, что «Маркс жил очень давно» и «Паренти берет деньги у Сороса».

Однако, постольку поскольку стихийность всегда будет сопутствовать революции в буржуазных условиях, активизм должен быть полностью преодолен внутри коммунистической партии, путем повышения теоретического уровня партийных активистов, а единственный способ хотя бы частично преодолеть его в массах - это повышать уровень партийной пропаганды, постоянно идеологически обеспечивать все партийные акции выдвижением собственно коммунистической программы по каждому поводу, вести идеологически за собой, а не подстраиваться под стихию. Партия должна стать выше сиюминутных погонь за «протестным электоратом» в любых формах и под любым предлогом - вне зависимости от того, происходит ли это ради выборной кампании или ради «защиты прав» какой-нибудь группы людей. Задача партии - не просто участвовать в каких-то мероприятиях, но приходить на эти мероприятия с продуманной и глубоко обоснованной идеей, которую посредством этих мероприятий мы желаем внедрить в сознание пролетариата. Конечно, наполнение каждой акции коммунистическим содержанием еще не гарантирует, что любители «поделать хоть что-то» исчезнут с политических мероприятий, однако гарантирует нашу деятельность от бессмысленных и бесполезных самодостаточных мероприятий.

Апрель 2008

Ещё статьи
на эту тему

Первая страница
этого выпуска

Поделиться в соцсетях