Валерий Подгузов

Капитализм, государство, искусство

Слоупоки и цензура

Одним из направлений «борьбы» значительной части наиболее амбициозной и наименее талантливой художественной интеллигенции во времена СССР, особенно при Горбачёве, была «борьба» за персональное материальное благополучие, за привилегии, предметы роскоши, короче говоря, за деньги. Под видом борьбы против коммунистической партийности в искусстве, т.е. классовой цензуры, которую в Советском Союзе применяли по отношению к тем, кто использовал средства искусства для открытой и скрытой пропаганды, например, пофигизма, на манер Пастернака, Довлатова, Жванецкого; антикоммунизма, т.е. фашизма, на манер Солженицына, Новодворской, Астафьева; клерикализма и мистицизма, на манер Бердяева, Флоренского и Айтматова; монархизма на манер Глазунова; белогвардейщины на манер Булгакова; шовинизма, на манер Белова, Распутина, Капутикян, Адамовича; кухонно-политических страстишек, на манер Аксёнова, Тополя, Померанца...

Сегодня особенно очевидна инфантильность и подлость многих «инженеров человеческих душ», особенно, проявленные ими в годы горбачевщины, когда они уверяли, что с окончательным убийством КПСС (которая и без того уже, со времён Хрущева, не несла в себе ничего большевистского), и с воцарением рыночных нравов, власти доллара, утвердится полная свобода любого слова, особенно, если его объявить художественным. В подавляющем своём большинстве, советские (по паспорту) писатели, артисты, сценаристы, режиссёры, с апломбом Митрофанушки, лгали гражданам СССР, готовя их к роли будущих обманутых дольщиков, пайщиков, вкладчиков МММ, безработных, бездомных гастарбайтеров, проституток, киллеров, коррупционеров, неофашистов, игиловцев, черных риелторов и их жертв.

Незадолго до своей кончины писатель Василий Белов, едва ли не единственный, внятно покаялся в том, что поучаствовал, по деревенской недалекости своей, в уничтожении сверхдержавы под названием СССР, о чём весьма сожалеет, но исправить уже ничего не может. Актёр и режиссёр, Роллан Быков, долгое время дрейфовавший вместе с большинством культуртрегеров в сторону демократии и рынка, подальше от сталинизма, после победы сторонников рыночной культурки признался в своих интервью и мемуарах, что, с восстановлением власти капитала в стране, снимать фильмы с философским подтекстом гуманизма, а тем более, для детей, стало очень трудно, поскольку теперь художнику дают деньги только под определённый, угодный спонсору, сценарий. Иными словами, Ролану Быкову вдруг открылось, что профессиональная и партийная цензура в СССР была более объективной, целеполагающей и не такой унизительной, как цензура организованного паханата олигархов. Жаль, что, например, ни Листьеву, ни Талькову судьба не позволила посмотреть на итоги своей борьбы против коммунизма, хотя бы, до момента расстрела из танковых пушек депутатов Верховного Совета РСФСР, голосовавшего за… роспуск СССР, тем более до трагедии в Норд-Осте или на Майдане.

В СССР нужно было убедить, прежде всего, своих коллег по творческому Союзу, и тогда деньги на фильм, книгу, сценарий выделялись. Более того, если деньги, выделенные на искусство, не осваивались к концу года, то именитые коллеги обязаны были убедительно обосновать причину своих отказов и срыва объемов профинансированных работ художественного назначения, в противном случае, руководители главлита сами могли получить нагоняй, тем более, во времена Сталина, когда прошлые заслуги редко оправдывали текущие политические ошибки, как это было, например, с Эйзенштейном или Мандельштамом. Планомерность, например, в киноискусстве СССР, на первое место ставила не денежную выручку, а идейно-воспитательное качество кинопродукции, т.е. степень социалистического реализма произведений, ведущих человека к коммунистическому мировоззрению, к тому же, художественное и философское качество советских фильмов, чаще всего, обеспечивало им окупаемость, а порой, и премии на мировых кинофестивалях, что, впрочем, нельзя считать критерием художественности или содержательности произведений.

Однако отношения между членами руководства того или иного творческого Союза и соискателями средств на реализацию своего проекта, на всех этапах истории искусства в СССР требовали от просителя определенной дипломатии, этикета, иногда лести или небольшого мальчишника с бутылочкой коньяка, но вовсе не миллионных откатов, как сегодня. Но тут ничего не поделаешь, такой была исходная либерально-феодальная закваска художественной среды, доставшейся социализму от царизма, изрядно знакомой с гонорарами, водкой, кокаином и морфием, получившей дореволюционное обучение и циничное церковное воспитание. Они и сохраняли затхлую моральную атмосферу в творческих союзах СССР. Значительная часть разночинной интеллигенции царской России грешила мещанством, т.е. тягой к дворянству и к его замашкам в быту. Достаточно перечитать письма Алексея Толстого из его зарубежных командировок, чтобы понять, как ему трудно было искренне понять, что пролетарии, пошедшие за большевиками, заслуживают уважения, не меньшего, чем «перековавшиеся» дворяне. Это касается и Булгакова, и Зощенко, и  Платонова… Трудновато было и тем, кто, уже во студенчестве, в конце 60-х начале 70-х годов прошлого века, считал себя гением авангарда, единственным и неповторимым, и пытался сделать революцию в искусствах, не убедив своих именитых и уже признанных коллег, во владении классикой ремесла, как это призывал делать добытчиков славы, например, Сальвадор Дали.

О своих личных трудностях подобного рода, однажды, с трибуны кинофестиваля в 2017 году поведал А. Сокуров.

«Врагами для художественного человека, – убеждал Сокуров, – по большей части становятся его ровесники. [Из следующей фразы становится ясно, что Сокуров спутал слова «студенты-ровесники» со словами «современники-режиссёры», – В.П.] Многие судьбы кинематографистов не сложились, потому что были раздавлены в удушливых объятьях коллег. [Т.е. уже состоявшихся режиссёров, – В.П.] Память о том, что мне было очень трудно, но всегда кто-то протягивал руку помощи, для меня свята. Пусть немного этих людей». К числу этих «кто-то помог» относятся и Горбачев с Яковлевым, поскольку именно с их высочайшего соизволения, все картины, которые были забракованы профессионалами киноискусства, начали выпускать на ещё советские экраны с 1987 года. Поэтому, гори синим пламенем СССР, мечитесь по территории СНГ толпы женщин «челноков», изуродованных гигантскими клетчатыми баулами, и мужиков гастарбайтеров, нюхайте клей, дорогие детки, на лестничной клетке, но фильмы Сокурова мелькнули на экранах.

Ясно, что до конца своего творческого пути Сокуров будет оставаться кумиром меньшинств, особенно, антисоветских. Сокуров, такой же дипломированный историк, как и Ельцин – строитель, чувствовал, что все его трудности, начавшиеся с фильма «Одинокий голос человека», возникли именно в силу причин, далеко отстоящих от ЦК КПСС, но связанных с его личным чванством, с конкуренцией коллег, однако, был зол на всё советское. Его грела и придавала сил мазохистская мысль о том, что его искусство недоступно пониманию ни коллег, ни «убогого» большинства, ни детей, и… он этим гордился. Сокуров знаменит не тем, что на его фильмы валят валом и выходят одухотворенными, а, именно, количеством картин или отложенных на полку, или одобренных лишь западными СМИ. Хотя, нельзя сказать, что за фильмом Сокурова, например, «Фауст», западные прокатчики когда-нибудь выстроятся в очередь. А важности на себя Сокуров напускает столько, как будто это он автор «Фауста», а не очередной интерпретатор.

Т.е. в СССР, и после выпуска произведения в свет, иногда проводились повторные чтения и просмотры в ЦК, споры, оргвыводы по материалам доносов интеллигентов-конкурентов, коллег, но произведение уже было создано, творец в процессе работы, питаясь и одеваясь как весь советский народ (это, тоже, угнетало элиту), получал для своего творчества, столько же, сколько получали все его коллеги. Но, в зависимости от мнения старших коллег, в том числе, состоявших в коммунистической партии, некоторые готовые произведения могли быть отложены на «полку», чем сегодня бывшие диссиденты, а ныне грантоеды, страшно гордятся, поскольку только в этом случае их могла пригласить на интервью сама «княгиня Марья Алексевна», т.е. Татьяна Толстая.

Многие подобные представители художественной элиты СССР уже ушли в мир иной при капитализме, успев наголодаться, но, не успев покаяться. Нужно было видеть, как натужно и униженно советский романист Борис Васильев в лихие 90-е старался доказать в своих интервью рыночным СМИ, что даже в его повести «А зори здесь тихие» имеется богатый антисоветский подтекст, что он всю жизнь тайно стоял в оппозиции ко всему советскому, а писать любил, преимущественно, о мытарствах дворян при Советской власти. Но забавно именно то, что в историю искусств Васильев попал лишь за повесть «А зори здесь тихие», а не за свои ремейки «трёх сестёр» и «дяди Вани».

Сегодня, чтобы получить деньги, творческому человеку нужно поклониться в ножки иногда братве, как это, порой до самой земли, приходилось делать Алибасову, Талькову, Кругу; иногда бизнесу, что, практически, одно и то же. Быть предельно дипломатичным, особенно перед зарубежным спонсором, который всё искусство измеряет исключительно своей прибылью и упивается своей властью. Но грантоеды не слишком дорого обходятся западным «благодетелям», и, в результате, зритель получает совершенно бездарные ремейки или американских мыльных опер, или «тихих донов», «хождений по мукам», «тихих зорь», не имеющих ни малейшего художественного превосходства над советскими оригиналами. Не исключено, что ремейки для  того и делаются бездарными, чтобы убить интерес новых поколений к великолепным первоисточникам советской эпохи.

Разумеется, романы и сценарии пишутся и сегодня, но каждый творческий цех, каждый комитет по награждениям выделяет премии только представителям своей стаи (одни – стае непуганых демократов и либералов, другие – стае пуганых клерикалов и националистов), и сказать, что после уничтожения коммунистической цензуры, кто-то из лауреатов за четверть века приобрел у читателей славу Горького, Шолохова, Маяковского, Островского, Пикуля, Иванова, Маркова, Рождественского или Гамзатова… нет никаких оснований. Наоборот, имена большинства некогда известных в демократических кругах диссидентов, различных «митьков», летально забываются. Детективная порнография, мистика и нацистика заполонили вербальное и чувственно-образное пространство. Найти что-либо значительное в буржуазной действительности, кроме значительного количества агрессии, грязи, мата, извращений и атавизма для художественного освещения, практически, невозможно. Своим политическим влиянием, грантами и премиями западные левиафаны и обуславливают появление фильмов о российских «левиафанчиках» в книгах и на экранах. Сравнивать оскверняющий потенциал и опыт разрушительства ротшильдов, рокфеллеров, фордов, воленбергов, бушей, соросов, шарпов с российскими березовскими, абрамовичами, дерипасками, ваксельбергами, прохоровыми, мавроди, гозманами и демонизировать этих, последних, право же, грешно. Они только учатся.

Цензура, пока существует капитализм, и впредь будет осуществляться не только сверху, деньгами, но и с самого низа, со стороны либеральной художественной интеллигенции, т.е. главными доносителями всех времён и народов, поскольку ни крестьяне в эпоху феодализма, ни пролетарии в период промышленной революции и много позже, не могли донести, например, на Фонвизина, Диккенса или Горького в силу не владения письменной грамотой. Недипломированных лиц, среди доносчиков-конкурентов и оплачиваемых филеров, особенно в сфере искусств, не бывает.

Совершенно очевидно, что, пока существует деление на частную и государственную капиталистическую собственность, будут существовать и бюджетные, и частные способы финансирования деятельности художественной интеллигенции, т.е. будут осуществляться не столько добросовестно соревнующиеся художественные исследования, сколько конкурирующие объёмы финансирования, т.е. финансовая цензура и, следовательно, художественная интеллигенция и СМИ будут всё больше превращаться в собачий хвост или во флюгер (кому, кем больше нравится быть), обслуживая требования своих чиновных папиков, поскольку, даже, государство, в условиях капитализма, вынуждено, время от времени, не принципиально, но менять свою ориентацию, например, с колониальной на откровенно фашистскую. И этого же требуют от художественной братии. В противном случае их ждёт сожжение их книг, маккартизм или откровенная бандеровщина.

 В конце декабря 2017 года, высокопоставленный чиновник то ли ФСБ, то ли СКР, высказал свою точку зрения по вопросу неотвратимости правоприменительной практики в сталинские годы. Тут же, группа лиц, относящая себя к числу демократических академиков, выступила в роли цензоров и написала донос, в котором требует запретить это мнение, так, как будто технические интеллигенты, далеко отстоящие от обществоведения и юриспруденции, точно знают, что там было в сталинские времена, на самом деле, и как должно быть. Они до сих пор не поняли, что всё, написанное Солженицыным, – это, всего-навсего, романы, навеянные лагерными слухами и рыбацкими рассказами, по своим литературным качествам существенно уступающие, даже, сказке о Графе Монте-Кристо.

Не успел чиновник Песков отреагировать на письмо К. Райкина по поводу «Дайте денег» в духе: «Денег нет, но вы пишите», тут же появилось открытое письмо Звягинцева. А известный «слоупок», Навальный, тут же прорецензировал письмо Звягинцева, т.е. выступил с цензурной оценкой тех, кто изображает борьбу с произволом государства, т.е. с левиафанами во имя утверждения либеральных ценностей.

«Мощнейшее открытое письмо режиссера фильма «Левиафан» Звягинцева я прочитал только что, – пишет Навальный, – поэтому не исключаю, что есть вокруг такие же слоупоки как я. Это должен прочесть каждый, поэтому если пропустили – читайте, публикую полностью. Там всё очень важно, а особенно прямо высказанная мысль о государственных деньгах, которыми Кремль подкупает и шантажирует. Ключевая черта, свидетельствующая о безнравственности нашей власти, в том и состоит, что она совершенно убеждена: деньги, которыми они распоряжаются, принадлежат им. Они забыли, с какой-то удивительной легкостью изъяли из своего сознания простую и очевидную мысль, что это не их деньги, а наши. Общие. Деньги, на которые они «заказывают» свои агитки, взяты у народа».

[Честно говоря, письмо Звягинцева прочел и я, но ещё больше утвердился в мысли, возникшей у меня после просмотра «Левиафана», что Звягинцев очень поверхностный и ангажированный человек, – В.П.]

Если исходить из словарного определения цензуры, (лат. Censura «строгое суждение, суровый разбор, взыскательная критика»), то, как видим, Навальный таки осуществил цензуру письма режиссера Звягинцева в меру своей суровой взыскательности и опубликовал своё мнение на своём сайте в порядке одобрения политической ориентации сравнительно молодого режиссёра. Навальный, как всегда, лукавит, делая вид, что не знает, что в функции цензора входит не только право запрещать, но и право разрешать. Именно с разрешения цензора и попал, например, первый том «Капитала», переведенный на русский язык, в царскую Россию. Цензор поостроумничал, не опасаясь царского гнева, зная точно, что всероссийский самодержец толстых книг не читывал, памятуя, со слов кота Базилио, к чему это может привести.

Однако бесполезно искать у Звягинцева или Навального ответ на вопрос: а как правильно раздавать «народные деньги», сосредоточенные в бюджете капиталистического государства? Налицо обычное провокационное нытьё инфантильных лиц, имеющих представление об окружающей их действительности на уровне Васисуалия Лоханкина. Им наплевать на миллиарды, затраченные, например, на демократические выборы, на организацию подсматривания за детьми на ЕГЭ, на вооружения, на то, что эти средства можно было бы направить на действительное умственное развитие будущих неозвягинцевых и протонавальных, чтобы из них не получились митрофанушки и слоупоки.

Между тем, только в истории СССР есть опыт, когда, в годы первых двух социалистических пятилеток, расходы на оборону разумно расположились на самом низком уровне в бюджете страны. А во второй пятилетке именно расходы на науку, образование и культуру заняли в сумме ПЕРВОЕ место в расходной части бюджета, почему, собственно, советские люди и победили ненавистников коммунизма, т.е. фашистов в 1945.

А у Райкина, Звягинцева и Навального получается, что деньги – главное в искусстве, а буржуазное государство виновно в том, что... интеллигенты легко клюют на подачки госчиновников.

Чиновники легко делают предложения интеллигентам, от которых тем трудно отказаться потому, что для этих, последних, деньги, действительно, самое важное в жизни. Например, Мишенька Ефремов тем и «объяснил» свои съёмки то в роли несгибаемого майора КГБ, то бескорыстного советского следователя, что у него шесть детей от четырёх жен, и нужны деньги на их содержание и опохмелку. Вот, он и играет всё, за что заплатят. Заплатит Звягинцев больше, он сыграет, хотите, Левиафана, хотите, его жертву, но материться может и бесплатно.

Навальный повторяет глупости Звягинцева, не задумываясь. Между тем, буржуазное государство распоряжается теми деньгами, которые общество обязано отдать, и отдаёт ему по закону, утвержденному большинством голосующих. Часть денег государству выделяют сами олигархи, особенно при подготовке к избирательной компании, именно для того, чтобы ими распоряжалось буржуазное государство, т.е. чиновники, в том числе, и на охмурение граждан, чтобы можно было кого-то завлечь на выборы, кого-то послать на войну или на разработку и производство новых видов оружия. При капитализме непримиримая драчка между однотипными буржуазными парламентскими партиями потому и идёт, что распиливать бюджет, в интересах олигархов, будут чиновники, назначенные партией-победительницей на парламентских или президентских выборах.

Навальный делает вид, что ему не ведомо, что не только государство при капитализме, но и частные банкиры делают с деньгами вкладчиков всё, что им угодно, абсолютно не думая о своих клиентах, т.е. о народе и последствиях. Однако банкиров Навальный и Звягинцев, почему-то, не задевают. Видимо, понимают, что олигархов задевать опасно, могут и заказать в первой же подворотне на деньги вкладчиков, а чиновникам купить киллера – чуть сложнее.

 В социалистическом обществе направления денежных потоков определялись пятилетним планом, содержание которого, при однопартийной системе, утверждалось Верховным Советом от имени трудового народа на удовлетворение разумных потребностей всего общества, при крайне незначительных разрывах в личных доходах рабочих, чиновников и художников. Социалистические чиновники, т.е. исполнительная власть, ОБЯЗАНА была лишь исполнить все планы политического, научно-технического и социального прогресса, утвержденные Советской Властью под руководством и контролем партии научного мировоззрения. Нецелевое расходование народных средств, например, на поддержку зарубежного троцкизма, стоило многим крупным партийным лидерам, процессов 37 и 38 годов.

Для финансового обеспечения важнейших направлений искусств, личного быта и творческой деятельности создателей художественных ценностей, в СССР существовали творческие Союзы, возглавляемые профессионалами соответствующих направлений искусств, которые и решали конкретные вопросы распределения финансовых и материальных средств. ЦК КПСС редко вмешивался на этой стадии в конкретные вопросы: как писать, как снимать, как одеваться, сколько и чего пить, но самым строгим образом и в самом общем виде определял стратегию искусства, призывая художников «вечным и добрым» искренне служить трудовому народу, который их кормит. Когда же к рулю идеологии в КПСС встал Яковлев, он приказал художникам всех направлений: очерняйте и опошляйте всё, что связано с СССР. И из интеллигенции, с разрешения главного цензора ЦК КПСС, смело поперло все то дерьмо, слухи, домыслы, ложь, которые они перепевали друг другу на своих тайных вечерях на кухнях за просмотром западных видео, между гранеными стаканами водки в мечтах о виски.

Навальный, как всегда, поднимает бурю в стакане, обвиняя буржуазное государство в том, что оно даёт деньги не тем, кому, как он считает, нужно давать. Навальный, с его опытом распиловки бюджета, не понимает, что нет ничего проще, чем отказаться от государственных подачек, если ты не согласен с буржуазной государственной политикой. Всего-то и делов: призови Звягинцев всю демократическую и либеральную интеллигенцию, ни под каким видом, не брать деньги у государства, хоть российского, хоть английского, и проблема будет закрыта, как и статья бюджета!

Ведь, самые важные свои произведения, например, бессмертные Толстой, Горький, Джек Лондон, Чарли Чаплин, Маркс и Ленин написали и издали без всякой государственной поддержки, часто, вопреки государственным предписаниям и цензорам. Но ума и совести у либодемократической интеллигенции осталось так мало, а развращенность их натур так велика, что они не понимают простых нравственных постулатов. В том, что современным интеллигентам не хватает денег для выживания, повинен капитализм, рыночная, продажная часть самой интеллигенции. Закостенев в своем недомыслии о том, что счастье пропорционально количеству денег, многие из современных художников творят на заказ, торгуясь с разной степенью умелости, и лишь у незначительного количества художественных интеллигентов личная позиция и государственная буржуазная политика совпадают искренне у одних с Рузвельтом, у других с Гитлером или Черчиллем. У Аксёнова, например, позиция искренне совпадала с политикой всех западных антисоветских президентов, у Михалкова – всех российских. Но Звягинцев и Навальный, фактически, требуют, чтобы все российские интеллигенты отказались от государственных оплачиваемых заказов и худели, если не удалось выпросить столь же независимые, сколь и иностранные, гранты и премии.

Обнажаясь, непритязательная мысль Навального выглядит, примерно, так: современное российское государство должно выделять деньги тем, на кого укажет Навальный, но, в любом случае, сначала деньги, а потом искусство. Иными словами, при любом раскладе, Навальный не мыслит искусства не пропорционального деньгам. Вся проблема для него заключается в том, чтобы лишить государство права распоряжаться той частью бюджета, которая выделена на оплату лояльного искусства. Хорошо, если такие мысли есть лишь следствие «слоу-пакости» его ума. Он не понимает, что большинство людей любят «личное пространство» и ценят свободное время жизни, в течение которого они реализуют свои таланты, начиная с науки, изобретательства, художественного творчества и не кончая любовью, а потому, как только это удается обеспечить финансово, стремятся освободить себя от такого грязного, неблагодарного, рутинного дела, каким является политика, в том числе, и бюджетная – историческое детище тиранов и негодяев. Олигархи всего мира отчаянно боролись с большевизмом, поскольку конечной целью борьбы большевиков и было уничтожение политики олигархов, их государства, и как производных от их власти, и как концентрированного выражения любой грабительской экономики.

В большинстве своем, искусство советского периода во всех своих формах было, практически, некоммерческим, поскольку советские творцы, особенно во времена Сталина, получали совершенно достаточные средства для творчества и обычные ставки окладов для личной жизни. Умные художники понимали необходимость такой распределительной политики, поскольку были демиургами по природе, а те, кто глупее, считали, что создавая произведения социалистического реализма, они имеют право жить роскошнее американских миллиардеров. И если это им не удавалось, они, на западных радиостанциях, гадили на Родину, как породистые свиньи гадят, стоя перед собственным корытом.

Чем меряются современные либеральные интеллигенты?

«Ты кто такой?

А ты кто такой?»

(Классика)

«В ответ, – пишет А.Звягинцев, – на отчаянное, глубокое и чрезвычайно важное для сегодняшнего дня высказывание Константина Райкина о цензуре на следующий день высказался пресс-секретарь нашего президента Дмитрий Песков. Позволю себе высказаться тоже». И высказался. Лучше бы промолчал. «Кто же эти люди, которые осуществляют заказ? Аристархов с Мединским? Или, может быть, Яровая, или Песков? Формулировать заказ будут они? Да, есть чиновники, которым верховная власть делегировала обязанности руководить Министерством культуры и прочими профильными ведомствами. Но не они создавали Большой театр или тот же «Сатирикон», как не они вырабатывали законы поэтики и эстетики, формировали направления и течения современного кинематографа или театра. Как могут они «заказывать искусство»?

Как видите, и могут, и распределяют. Поскольку все политики, так или иначе, владеют одним или двумя ДИПЛОМАМИ о высшем образовании, учеными степенями и званиями. Сегодня ни в Думе, ни в аппарате президента рабочих и крестьян со средним образованием не наблюдается. Так что, если мериться не пиписьками, а дипломами, то у Райкина, Звягинцева, а тем более, Навального, никаких преимуществ над современными депутатами и чиновниками нет.

Распределение бюджетных денег среди адептов и есть старинная форма упреждающей цензуры. Финансовые цензоры могут и заказать всё, что хотят, и цензурировать наотмашь, направо и налево. Для того и создавалось государство раньше трагедий Эсхила и Софокла, чтобы не только грозить им пальчиком, но и жечь на костре, если понадобится, и автора, и его произведения. Нужно быть ребенком, чтобы думать, что, если деньги будут распределять Еврипид или Станиславский, Джигарханян или сам Райкин, то Звягинцев получит больше Серебренникова.

Видимо, Звягинцев считает, что право на менторство ему дает его широкая известность, популярность, поддержка самого Навального как столпа либерализма. Но сказать, что роли, сыгранные Путиным и Песковым, степень и масштаб их артистизма, мировой известности в чем-то уступают влиятельности Звягинцева и Серебякова, никто не сможет. Так что, намекать, на то, что, якобы, фильмы Звягинцева, хамство Серебрякова или акции Навального в чем-то переплюнули фильмы о Путине, его акции и моральные оплеухи западным партнёрам – непродуктивно. Путин сегодня и искренними сторонниками, и непримиримыми врагами оценивается, как сильнейший капиталистический президент мира, не самой сильной капиталистической страны. Жаль, что этого не понимают многие левые и в качестве противовеса Путину выставили, всего навсего, Грудинина, Сурайкина и Удальцова. Увы, к сожалению, пока, все они слишком слабые актеры на политической сцене.

Полезно сообщить Звягинцеву, что он, как и Песков, не имеет никакого отношения ни к созданию Большого театра, ни Сатирикона. И потому, тоже, не имеет никакого права на распиловку бюджета. Но он явно забыл, что, Большой театр был создан по высочайшему соизволению государя императора, что «Жизнь за царя» была нормой поведения всей труппы этого государственного учреждения, что слова полковника Скалозуба о фельдфебеле, который мигом успокоит, как только кто-то из режиссёров этого театра пикнет что-то неподцензурное, списаны с реальности. Он забыл, что Большой театр менял гербы на своём фасаде, и ещё раз сменит, менял репертуары и названия некоторых опер, и ещё раз сменит. Так что и сегодня с государевым театром не происходит ничего необычного. Т.е. Песков и Мединский делают с театрами то, что с труппой Большого театра цензоры делали в течение всей театральной истории.

У Звягинцева мнение о Пескове, Яровой, Мединском, как у Паниковского о Шуре Балаганове. Он считает, что избранные миллионами кинозрителей депутаты, президенты и управляющие гигантской капиталистической страной по этим мандатами, создающие и принимающие законы на десятилетия, а не сценарии на полуторачасовой фильм, в чем-то уступают Райкину, который не может собрать денег даже на собственный театр, а выпрашивает деньги у… Мединского. Но, если существует мнение, что Райкин и Звягинцев – таланты, хотя и без денег, то их оппоненты злые, но гении и с деньгами. Райкин со Звягинцевым делают хорошую мину при плохой игре в роли бойцов риторического фронта, выпрашивающих у злодеев деньги на добрые дела. К сожалению, многие левые и правые сегодня не понимают, что относительные успехи политики Путина и его команды, по сравнению с политикой, например, Навального, Собчак, Гозмана пропорциональны различию в уровнях их рыночной образованности. Разница вся в том, что Путин старается служить российскому капиталу, а его оппоненты объективно служат иностранному капиталу. Тут дело вкуса обывателей, что им кажется слаще – западный хрен или российская горькая редька.

Видимо, как и Солженицын, Звягинцев, живёт ощущением, что он великий художник, и его единственной проблемой является цензура, которая самым подлым образом мешает ему создавать произведения, изрядно сдобренные таким же свободным, художественным матом, как, например, у Астафьева, тем более, что его матерщина была одобрена известным скверноведом Познером. Даже жаль, что на роль Шарикова не пригласили в своё время сниматься Астафьева. Получилось бы гораздо хамовитее, чем у Владимира Толоконникова, истинный талант и добрая душа которого полнее раскрылась в фильме «Старик Хоттабыч».

Но, если, с одной стороны, в самом общем виде проблема, поднятая Райкиным, Звягинцевым и их цензором Навальным, вполне соответствует марксистско-ленинской постановке вопроса о реакционности всякой цензуры в условиях господства капитала и его служки – буржуазного государства, и этот порыв необходимо приветствовать, то, с другой стороны, т.е. со стороны содержания письма Звягинцева, все его недомысли, могут сыграть роль не лучше той, которую сыграли письма Гапона: идти к царю и просить у него защиты от материального и морального грабежа.

Звягинцев делает вид, что не понимает, что избавить мир от цензуры можно раз и навсегда, ликвидировав деление общества на угнетателей и угнетённых и устранив из жизни общества АППАРАТ, защищающий деньги олигархов от «цензуры» со стороны эксплуатируемых и ограбленных ими людей. Этот аппарат, в среде грамотных людей, обозначают словом государство. Нет деления людей на классы, нет и буржуазного государства, нет и аппарата для финансовой формы политической цензуры, а тем более, вкусовщины чиновников.

Но, в том и состоит моральная проблема художников либерального толка. Как только они узнают о наиболее коротком и абсолютно надёжном пути устранения цензуры за счёт построения коммунизма, поскольку там не будет ни политических партий, ни государства, ни денег на взятки, ни цензуры, они тут же готовы встать по одну сторону баррикад с самыми отъявленными бандеровцами и отстаивать капитализм, который не существует без олигархов и их государственного аппарата, т.е. без чиновников и их личной тирании. Вместе с самыми реакционными силами некоторые художники будут защищать капитализм в России и соответствующую ему надстройку, как это уже случилось ранее, до последнего рядового казака, хоть под Верденом, хоть под Каховкой. Правда, вожди постараются убыть своевременно в Париж, как Деникин.

Почему всевозможные Набоковы, Аксеновы махнули на Запад? Они не знали, что писать при коммунизме. Ведь, не будь рыночный мир переполнен террористическим и трагическим содержанием, то о чем писал бы Гёте, Золя, Мало, Ремарк, сценаристы западного неореализма? Или, как использовать, например, Серебрякову свои внешние данные, если не играть злодеев, гадов и неудачников, которых не будет при коммунизме? На положительного героя его типажи похожи так же, как Собчак на Мэрилин Монро.

Какова причина двуликости в поведении и образе мыслей многих современных либеральных художников, особенно недоедающих?

Прежде всего, в однобокой их дипломированности, граничащей с дремучим невежеством. Ведь именно эта социальная прокладка буржуазного общества, как свидетельствуют многочисленные интервью, гордится тем, что училась в советской школе и ВУЗах «чему-нибудь и как-нибудь», а в современной рыночной школе будущих художников уже учат только предмету под названием ЕГЭ. Повзрослев, они, сначала, удивляются функциями буржуазного государства и, только потом, может быть, когда-нибудь, попытаются узнать, почему государство вообще возникло, развилось и приобрело современные формы и функции, и может ли крупная частная собственность существовать без тиранического государства.

Цензура с момента возникновения крупной частной собственности всегда была функцией государства. Не большевики, и не Песков её придумали и учредили.

Не обладая должными знаниями, Звягинцев не видит в своих рассуждениях никакого абсурда. По его мнению, государство должно существовать, собирать деньги с налогоплательщиков и отдавать эти деньги художникам, не задаваться вопросом, кто из них, действительно, художник, а кто шарлатан, как Остап Бендер, Малевич, Кандинский или Марко Ротко.

Звягинцев, не будучи членом Российского географического общества, не знает, что ни один сомалийский режиссер не жалуется на наличие цензуры, прежде всего, потому, что в Сомали, пока, нет государства, стандартного для системы частной собственности. Там есть религиозные шайки, пиратские кланы, любительские видео из жизни пиратов двадцать первого века, но нет государства, а поэтому нет и цензуры, правда, нет ни киноискусства, ни режиссёров в словарном смысле этих слов. По той же причине на большей части территории современной Ливии, Сирии, Ирака, Афганистана, нет никакой государственной цензуры. На Украине, например, цензуру осуществляют вооруженные националистические банды. Куда, в силу каких либо причин, не дотягивается рука типичного для капитализма государства, там не может быть государственной цензуры, правда и высокохудожественной режиссуры там тоже нет, как нет и соответствующих ВУЗов, хотя трагических сценариев, написанных кровью по жизням миллионов людей, хоть отбавляй.

Так что, если Звягинцев, в дальнейшем, посвятит свою жизнь искренней борьбе с цензурой, то он должен помнить, что истории, пока, известны две модели государственной цензуры: рабовладельчески-феодально-капиталистическая религиозно-националистическая цензура и её противоположность, коммунистическая НАУЧНАЯ «цензура» в интересах большинства трудового населения или, как говорят технари, защита от дураков. Первая цензура основана на ИНТЕРЕСАХ правящего класса, т.е. и на том, что пожелает мизинец на правой руке сыночка или эскорт-секретаря олигарха. Коммунистическая цензура рассматривает художественные произведения с точки зрения их из соответствия ОБЪЕКТИВНЫМ ЗАКОНАМ ОБЩЕСТВЕННОГО ПРОГРЕССА. Разумеется, найти художника, который бы знал хоть один объективный закон общественного прогресса в современных условиях, практически невозможно. Некоторые «художники от бога» считают, что таких законов вообще не существует, и потому отдельные профессионалы весь свой талант дрессированной говорящей, пишущей и рисующей обезьяны тратили на мастерскую, на бездумную съемку парадов и других ритуалов, например, с участием Муссолини, Гитлера и других людоедов, признанных, впоследствии, беспрецедентными преступниками за всю историю человечества. А ведь, было бы неплохо, если бы каждый режиссёр задался мыслью: как гарантировать себя от повторения той роли, которую сыграла режиссер Лени Рифеншталь в том, что миллионы немецких обывателей сделались окончательными болванами под влиянием её гениальной работы и отправились завоёвывать себе жизненное пространство ровно туда, где растворилась армия чингизидов, замерзли армии польских и французских захватчиков, тем более, в момент, когда страной управлял гениальный ученик Ленина – Сталин.

А что пишет Звягинцев, демонстрируя свое подростковое мелкобуржуазное позерство? Он, видимо, не понимает, что у цензуры при капитализме есть две функции. Во-первых, разрешать определенным авторам писать всё, что негласно рекомендовано сверху, а, во-вторых, гласно запрещать другим авторам публиковать материалы, не содержащие одобрения «цивилизации», угодной, прежде всего, списку субъектов из журнала Форбс. Если бы Звягинцев заглянул на сайты и блоги Навального, то удивился бы единомыслию, переходящему в армейское однообразие всего, что там опубликовано, и обратил бы внимание на то, как дружно, по-астафьевски, по-познерски сторонники Навального матерят и банят, т.е. «цензурят» инакомыслящих.

Что означает венецианский приз фильму Звягинцева «Левиафан», с точки зрения цензуры? Деньги, выданные Звягинцеву, означают, что иностранные государства финансово поощряют в наше, мягко говоря, конкурентное время, балансирующее на грани третьей мировой войны, художества Звягинцева. Т.е. иностранные государства своими сребрениками дают ясно понять Звягинцеву, что его творчество ВЫГОДНО этим иностранным государствам. Получается, что подобное вмешательство в его творчество тупых цензоров из зарубежных государств Звягинцева вполне устраивает, а отечественные тупые цензоры его злят.

«Совершенно очевидно, – пишет Звягинцев [Что, неужели, уже всем и, даже, «совершенно» это очевидно? – В.П.], – что в пространство культурной жизни страны цензура вошла в полный рост. [Интересно, доживёт ли Звягинцев до того момента, когда цветочки нынешней цензуры превратятся в её ягодки, как, например, на Украине. Написал ли Звягинцев хоть строчку протеста, когда украинские «цензоры» пулями запретили творить Олесю Бузине? Реакция украинского государства всем известна. – В.П.Отрицать это может только лжец или невежда. Запрет спектакля, запрет выставки, запрет публикации текста – все это и есть цензура. Просто невероятно, с какой легкостью сейчас происходит подмена понятий. Никто даже и не морщится. Мы говорим: «Это цензура», они говорят: «Это госзаказ». И еще нам же предлагают «не путать понятия». Вы сможете назвать хоть один оперный театр или хотя бы с десяток кинокартин, созданных без участия государства? Ситуация в нашей экономике и культуре сейчас такова, что их нет. Стало быть, следуя логике пресс-секретаря, для которого «если государство дает деньги… оно заказывает произведение искусства на ту или иную тему», выходит, что практически вся культурная жизнь России сегодня ангажирована властью».

Легко заметить, как легко Звягинцев смешивает деньги и цензуру: «Мы говорим деньги, подразумеваем цензуру, мы говорим цензура, подразумеваем деньги». Уже одного этого набора трескучих поверхностных фраз достаточно для того, чтобы понять, как мало и плохо работал над своими аналитическими способностями этот «инженер душ человеческих», когда учился в театральном училище искусству внешнего, мимического перевоплощения своей личности во что угодно. Верю, что выпускник Звягинцев на сцене мог внешне перевоплощаться и в Яго, и в Ягоду, и в Бабу-Ягу, и… всё на бис. Но история показала, что, кроме текстов пьес и отдельных популярных изречений древних авторов, заученных наизусть, в сознании большинства режиссеров рыночной этиологии, нет ни байта от сути учений о государстве Аристотеля, Гегеля, тем более, Маркса, Энгельса, Ленина, поскольку труды этих авторов, особенно философские, требуют от читателя существенно больших умственных усилий для усвоения, чем текст драм и комедий, например, Шекспира, содержание которых с успехом осваивают троечники в средней школе.

Интересно, понимает ли Звягинцев, что оценки, полученные им в тех учебных заведения, которые он окончил, и есть одна из форм строгой, иногда взыскательной, критической оценки, т.е. цензуры его творчества. Учителя, как правило, долго и снисходительно, терпеливо, часто, щадя самолюбие подростка, а позже, студента, выслушивают его, читают его курсовые и дипломные работы, правят, а потом, разъясняют этому учебному полуфабрикату то, что он ещё недопонял в данной учебной дисциплине или в конкретном сценарии. Разумеется, студент, как правило, ерепенится, огрызается, крутит фигу в кармане, получает свою оценку и уходит от учителя, не понимая, что учитель, в дальнейшем, или будет надрываться, чтобы продолжить дело образования молодого дарования, или предпочтёт не тратить больше сил на подобного Митрофанушку. Получив в руки диплом об окончании училища, тем более диплом Венского кинофестиваля за лучший, с точки зрения ангажированного западного «ценителя», иностранный фильм, трудно удержаться от мысли, что ты уже неподсуден. В этом деле спешка, тоже, очень вредит.

Например, режиссер Марк Захаров своевременно понял, что «даром преподаватели, время на…» Марка тратили, он плохо усвоил уроки перевоплощения, а потому подался… в режиссёры. Стал сам учить актёров играть. А режиссура – это и есть разновидность цензуры, при которой плохой актёр Захаров, или Любимов (вообще омерзительный актеришко) объясняют состоявшемуся актёру, что и как ему на сцене делать, причем, довольно категорично, а частенько, и по-хамски, с помощью трехцветного фонарика. Всякий молодой, и не очень, актёр, пытавшийся подсказать Захарову или Любимову, как сыграть лучше, долго в этих театрах не задерживался. Да и Звягинцев вряд ли особо смущался, когда требовал от своих невольников – операторов, осветителей, художников и актёров полного подчинения, не понимая, что актёры ему подчиняются в силу своего вечно затруднительного финансового положения, как Миша Ефремов, как и все наёмные рабы при капитализме.

Или Звягинцев считает, что у актёров нет своего профессионального мнения, а тем более, таланта? Или Звягинцев думает, что раз он платит, то волен требовать от актёров лишь тупой исполнительности, и не воспринимает свои указания как цензуру, и не считает всё это проявлением своей власти, чтобы не сказать, самодурства?

Думаю, что именно потому, что актёры подчинились требованиям Звягинцева, фильм и получился вполне рядовым, серым, ничем не превосходящим сотни, уже выпущенных в России бандитско-полицейских сериалов, начиная с «Бумера» и не кончая, «Бандитским Питербургом», «Ментовскими войнами», «Глухарём», «Следом»… В этом смысле, по затронутой теме и развитию событий, «Левиафан» несомненный плагиат. Более того, со времен Шекспира, авторы стремились в своих персонажах отразить сложную противоречивость личности. А в «Левиафане» мы видим мелкотравчатого индивидуалиста-неудачника в лице Серебрякова, и однозначного злодея в лице его гонителя. Схематичнее и не придумаешь.

А почему фильм Звягинцева получил именно зарубежный приз, а аналогичный сериал «След» или «Ментовские войны» никак его не получат? Да потому, что Звягинцев представил российский, теперь уже конкурирующий капитализм, УНИКАЛЬНО бандитским: олигархи – бессердечны, чиновничество – продажно-тираническое, православная церковь – продажно-циничная, на фоне чего, любой аналогичный западный фильм своим «хеппи-эндом», киношным наказанием зла, наполняет сердца обывателей оптимизмом. После просмотра фильма, по расчету Звягинцева, у большинства зрителей останется «послевкусие»: русский капитализм – уникально плохой капитализм, по сравнению с любым других и киношным, и реальным капитализмом.

На самом же деле, русский капитализм самый обыкновенный, в главном списанный с английского империализма. Протест Звягинцева против тирании российских олигархов, против их власти над органами правопорядка, против их связи с церковью можно было бы оценить как проявление его марксистских убеждений, если бы не одно обстоятельство: его главный герой-страдалец – уменьшенная копия Левиафана. Дай волю этому страдальцу, борцу за свое частное благополучие, и он сам, с садистским удовольствием, займёт место съеденного конкурента. Достаточно обратить внимание, с каким ожесточением Серебряков и его герой защищают свой мирок и на экране, и в жизни. История не знает случая, когда бы мелкий предприниматель не старался стать крупным ради того, чтобы покуролесить не хуже Абрамовича с Березовским, Порошенко с Коломойским...

Как известно, Шекспир считал, что весь мир театр, а люди в нём актеры. Может, Звягинцев уже опроверг эту мысль и считает, что театром драмы и комедии под названием РФ легче режиссировать, чем бродячими голодными актёрами? Видимо, если Звягинцева сделать министром культуры, то он вывалит годовой бюджет министерства на стол, отсчитает себе скромную годовую зарплату, и воскликнет: налетай, профессионалы, и творите, что хотите на оставшиеся суммы, а я буду, просто, сидеть в министерском кресле, ничего не запрещая, в силу неспособности и нежелания отделять грешное от праведного.

Сказанное здесь не означает, что я, автор данной статьи, признаю Мединского виртуозом умного распределения средств на развитие искусства. При капитализме практически все представители власти олигархов – хуже всех.

Думаю, что не сильно преувеличу, если скажу, что кинорежиссерам нет веских причин переоценивать свою роль в жизни общества. Ведь, с учётом массовок, в «Левиафане» было задействовано не более 300 человек, т.е. не больше мотострелкового батальона. Следовательно, управленческая задача, которую решал Звягинцев на съёмках фильма, по своей премудрости, если не надувать для важности щеки, как Киса Воробьянинов, не строить из себя отца русской демократии, сродни той, которую два раза в год на тактических учениях с боевой стрельбой вынужден осуществлять командир мотострелкого батальона в звании от капитана до подполковника. И, если у Звягинцева в фильме фигурировали пара винтовок, один автомат, пара пистолетов, троица психопатичных «героев», свихнувшихся на почве частной собственности, пьянки, власти, секса и религии, то у самого затрапезного командира батальона задействовано в учениях с боевой стрельбой 300 характеров без особой материальной зависимости, 30 боевых машин, минометная батарея, вывозится не менее 120 противотанковых ракет, 90 пулемётов, ящики с боевыми гранатами, укладки боевых выстрелов к пушке на каждой машине и горы боевых патронов к стрелковому оружию. Перед учениями командир полка пишет на карте сценарий, требующий от каждого участника учений усилий, абсолютно не уступающих, а часто, в связи с педагогическими принципами Суворова, превосходящих по изматывающей силе то, с чем столкнется мужчина в настоящей войне, а тем более на съёмочной площадке. И попробуй комбат внеси в сценарий учения какую-то свою художественную идею, особенно, если при этом погибнет боец или сгорит единица техники.

Всё точно так происходит и в боевой обстановке. Расписывается сценарий, в виде боевого приказа, в котором в конце не «занавес», аплодисменты, цветы и невредимый Серебряков уезжает в Канаду, а каждый из 300 неоспартанцев знает, что спектакль, под названием: наступление мотострелкового батальона на реального противника, например, в Чечне или Сирии, кончится для многих, в лучшем случае, госпиталем. «Стихия войны есть опасность», писал участник Бородинской битвы, Клаузевиц. Можно добавить, и только тот, кто вполне владеет военным ИСКУССТВОМ, способен преодолеть тот страх, который порождается опасностью.

Разумеется, Звягинцев предложит не путать его высок-к-кое искусство, уникальность его произведения, тончайшие извивы его сценария, мягкие намёки на толстые обстоятельства с примитивным боевым приказом какого-то майора на батальонное учение или на реальный бой, в котором каждый будет играть роль, за которую в него будут «сто пушек целиться, наверно…», а не жестокосердные цензоры.

Однако немного найдется оснований для того, чтобы все режиссеры претендовали на некую исключительность своего искусства, фактически, утверждая, что всё ими отснятое, в любом случае, является вершиной искусства, не допускающего какой-либо критики или управления.

Разумеется, кое-какие виды прикладного искусства, например, гончарного, возникают раньше государства, цензуры и, например, раньше военного ИСКУССТВА. Однако в то время, когда ещё не существовало теории, каких бы то ни было художественных искусств, одна из областей общественного бытия уже была не только разработана теоретически, но и приобрела славу занятия, наиболее естественного, аристократического, возвышенного, угодного богам, в том числе, и Олимпу. Первой, из теоретически развитых областей знаний, была теория искусства управления обществом, т.е. полисия, как её называл Аристотель во времена расцвета Афин, а вместе с полисией, теория права, т.е. теория норм применения СИЛЫ государством по отношению к индивидам и целым народам. Теория военного искусства, фактически, является процессуальным кодексом применения силы в максимально возможных объемах и без ограничений ради победы над конкурентом. И нет принципиальной разницы между положениями процессуального кодекса, делающими легитимным применение силы при задержании граждан, вплоть до правил расстрела их во время совершения ими попытки к бегству, что почти ежедневно происходит во всех капиталистических странах, и положениями теории военного искусства, использованных при уничтожении армии Ганнибала или армии восставших римских рабов под предводительством Спартака.

Звягинцеву не хватает образованности и совести, чтобы понять, что без вооруженных сил, в том числе, и полиции, стоящей на страже безнаказанности работы покладистых цензоров, капиталистическое общество не просуществует и дня. Поэтому, быть сторонником крупных сумм денег, защитником мелкой буржуазии и пытаться, как это делает Звягинцев, ограничить капиталистическое государство в каких-то его силовых и финансовых функциях, выработанных вековой практикой сохранения тирании крупной буржуазии, верх глупости.

Звягинцев пишет, что

«вмешательство властей в профессиональные дела любых специалистов часто абсурдно, но во сто крат абсурднее вмешательство в дела художников. Это профессия, сама суть которой — свободное творчество, то есть рождение нового, до поры до времени не известного даже самому художнику. Когда чиновник задает автору тему и контролирует «правильное» ее воплощение в акте искусства, он метким ударом стреляет в самое сокровенное, что есть в профессии,– в тайну творческого процесса».

Гора родила очередную мышь. Оказывается, Песков метко вмешался в тайну творческого процесса Райкина, не дав ему денег.

Капиталистическому государству некогда расшифровывать художественные тайны, тем более что сам Звягинцев признается, что сам не понимает, как у него что-то образуется на выходе. Современная власть поступает проще. Она даёт деньги под тему. Западная власть задаёт свою тему российским грантоедам, российская власть даёт деньги своим сторонникам, и конкуренция идёт. Более того, ни в одной капиталистической стране власти никогда не касаются именно «тайн» бессмысленного творчества кубистов, абстракционистов, авангардистов, сюрреалистов и других извращенцев от искусства. Это в СССР долгое время не оплачивали творцов бездумного формализма, поскольку их кормили западные толстосумы. А при капитализме никто, даже Песков, не собирается копаться в художественных тайнах всевозможных Серебренниковых. Твори, что хочешь, отвлекай народ на ерунду, и ни один цензор тобой не заинтересуется. Пикнешь невпопад, власть тут же спохватится, поскольку она всегда конкретна, и окажется, что Серебренников растратил деньги неаккуратно, а потому будет сидеть вместе с подполковником Захарченко, неаккуратно накопившим деньги.

Заключение

Деньги – деньгами, цензура – цензурой, но нельзя упускать главного.

В результате отрыва форм искусства от научно обоснованного содержания в сторону «творческих тайн», в результате коммерциолизации искусства, рыночное общество все больше дичает. Так, например, видимо, не без влияния творческих тайн фильма о Ганнибале Лекторе, 5 августа 2014 года, в свободной от коммунистической цензуры, Риге, на улице Алисес было совершено убийство: ранее судимый за убийство 40-летний Виктор, убил свою 45-летнюю подругу, Жанну. Из материалов следствия можно узнать, что, по словам свидетелей, убийца, тоже, собирался… съесть свою жертву.

22 марта 2018 года в той же, свободной от цензуры, Риге, человек, называющий себя художником, устроил кровожадный перформанс. Рижский художник решил смело представить, живой ещё публике, собственное видение романтического вечера недалёкого будущего: поедание семейной парой жаренного человеческого мяса. Человеческое мясо вырезалось, жарилось и поедалось реально на глазах тупо наблюдавших зрителей. Граждане, просто, стояли и учились. «Художник» никого не просил, не повторять этого дома.

Видимо, глядя на обилие американских танков на нэзалэжной территории Латвии, художнику, с его рыночным воображением, легко было представить будущее этой страны и начать приучать население Латвии к мысли, что, как и в Сирии, где, поддержанные США борцы за демократию, поедают печень убитых врагов, правда, в сыром виде, в ходе дальнейшего приобщения к ценностям бесцензурной демократии, латышам придется, местами, привыкать и к реальному каннибализму. С точки зрения христианской морали здесь нет ничего необычного. Просто, имеет место художественное развитие идеи о «поедании тела и крови господней».

27 марта 2018 года пришло сообщение, что на крыше одного из высочайших зданий Лондона художник расставил несколько десятков «скульптур», изображающих людей, готовых прыгнуть с крыши под ударами рыночной жизни. А статистика свидетельствует, что в Англии, действительно, неуклонно растёт число самоубийств среди мужчин, достигших возраст 40-45 лет, но утративших желание жить в этом отцензурированном мире. В Японии такой перформанс, пока, не проводили, хотя, и там, количество смертельных прыжков людей вниз, описывается многими нулями каждый год.

Сомневаюсь, что эти «скульптуры» откроют для потенциальных самоубийц истину больше, чем бюст Маркса, стоящий там же, в Англии. Вряд ли Звягинцев позволит своему герою из фильма «Левиафан», во второй серии, сделать в своей борьбе против тирана что-либо умнее, чем прыжок с крыши тюрьмы. Например, организовать коммунистическую партию.

Поэтому, повторюсь для слоупоков. Пока, в мире существует крупная частная собственность, до тех пор государства, особенно Западные, САМЫЕ РАЗВИТЫЕ, будут защищать свою собственность на всём земном шаре от возмущений со стороны ограбленных вкладчиков, дольщиков, пайщиков, для чего чиновники будут «крышевать» всех бизнесменов, собирая с них налоги, а чтобы удерживать мышление масс в рабском состоянии, государства, прежде всего, Западные, по многосотлетней традиции, будут нанимать себе на службу культуртрегеров из всех стран-конкурентов, в том числе, и контрразведчиков, и актёров Большого театра, и искусствоведов и цензоров и из числа либеральных россиян. Таковы законы конкуренции в мире частной собственности, т.е. общества взаимного поедания. И всё это время будет актуальна констатация Грибоедова относительно взаимосвязи государства и искусства: «... Фельдфебеля в Вольтеры дам. Он в две шеренги вас построит, и только пикни, мигом успокоит». И, действительно, успокоит, а если нужно, то и упокоит.

Апрель 2018
Написать
автору письмо
Ещё статьи
этого автора
Ещё статьи
на эту тему


Поделиться в соцсетях

Рейтинг@Mail.ru Rambler's Top100
Новости
К читателям
Свежий выпуск
Архив
Библиотека
Музыка
Видео
Наши товарищи
Ссылки
Контакты
Живой журнал
RSS-лента