USSA — The Unites Socialist States of America
Предупреждение: В данной статье мы используем, объясняя её по ходу дела, не вполне общепринятую терминологию. Делается это не потому, что мы считаем её более правильной или выступаем за её широкое использование — скорее наоборот. Но не смотря на это, в данном конкретном случае она гораздо лучше отражает суть изложенного.
Как нам следует называть общественно-экономический строй, имеющий сегодня место в США и других странах первого мира? Казалось бы, вопрос праздный — никто ведь не оспаривает всерьёз того очевидного факта, что этот строй называется капитализмом. Но на самом деле всё далеко не так просто. Во-первых, во многих из этих стран правят те или иные социалистические партии, некоторые из которых даже официально называют свои страны социалистическими. Во-вторых, мы уже имеем один строй, который назывался капитализмом — тот, что описан в «Капитале» Маркса. Поэтому оставим название «капитализм» за ним, а термин «социализм» будем использовать для обозначения современной версии капитализма. А затем постараемся показать, что эти два строя не только не тождественны, но и принципиально отличны. Отличны своей классовой структурой, формами собственности и методами эксплуатации человека человеком. (Одновременно подчеркнём, что мы здесь не будем использовать слово «социализм» для обозначения строя, имевшего место в СССР и никоим образом не намекаем на тождественность или даже просто сходство советского социализма и западного «социализма».)
Описывая экономическую структуру капитализма и метод капиталистической эксплуатации посредством присвоения прибавочного продукта Карл Маркс преследовал вполне определённые цели: наглядно продемонстрировать внутреннюю эксплуататорскую природу капитализма, развенчать миф об «обществе равных возможностей». Это ему, безусловно, удалось блестяще, но для доcтижения своей цели Марксу пришлось сделать ряд существенных упрощений в своей модели, отбросить всё, что не оказывало заметного влияния на общую картину экономических отношений того времени. В частности, он ограничился подробным рассмотрением лишь двух основных противоборствующих классов — капиталистов и пролетариата.
Класс, как известно, определяется отношением к собственности. Капиталисты владели средствами производства. Их доход определялся прибылью, которую им приносила эта их собственность. Для рабочих (и других категорий наёмных работников) они являлись работодателями. В свою очередь рабочие не владели средствами производства и их доход определялся зарплатой — выручкой от продажи свого труда. Это очень существенный момент: капиталист никому не продавал свой труд, но покупал чужой, продавая затем созданные этим трудом товары и присваивая стоимость прибавочного продукта.
Выше мы упомянули «другие категории наёмных работников». Маркс не то чтобы совсем проигнорировал их, но в общем-то исключил из описания процесса эксплуатации. И неспроста. Проблема в том, что принципиально они ничем не отличаются от рабочих — точно так же живут исключительно на зарплату, но назвать «эксплуатируемыми» наиболее обеспеченные их слои просто как-то язык не поворачивается. С другой стороны, не владея средствами производства, они вроде бы не могут быть и эксплуататорами. Говорилось что-то об их непосредственном неучастии в процессе материального производства, но не это было главным. Главное их отличие от рабочих состояло в том, что их услуги были дефицитны. В то же время пролетарий был всегда в избытке, почему и вынужден был продавать свой труд по минимально возможной цене — «стоимости воспроизводства рабочей силы». Любые другие наёмные работники были в состоянии торговаться и требовать более высокой оплаты труда, в зависимости от текущего рыночного спроса на их услуги и имеющегося в наличии предложения.
В результате оказывается, что вопрос, кто же из этих работников является эксплуатируемым, кто — эксплуататором, а кто — просто сам по себе, решить далеко не так просто. Поэтому Маркс, для ясности картины, попросту обошёл его. Но если подобное умолчание было возможно и оправдано при капитализме, то при социализме именно этот вопрос и является ключевым. По той простой причине, что при социализме... нет капиталистов. Есть капиталы, но нет тех капиталистов-собственников, которые единолично владели средствами производства. Но кто же тогда контролирует оставшиеся «бесхозными» средства производства? Управляющие. Конечно, управляющие были и при капитализме, но тогда они выполняли не более чем вспомогательную функцию при тех капиталистах, которые по каким-то причинам не хотели сами управлять своей собственностью. Их наличие в системе производства никоим образом не было обязательным и, если их и можно было отнести к эксплуататорам, то лишь к мелким — львиная доля прибавочного продукта присваивалась именно владельцами средств производства, капиталистами.
И совершенно иную картину мы видим при социализме. При нём именно управляющие представляют из себя верхний эшелон эксплуататоров. Их нельзя путать с капиталистами так же как капиталистов нельзя путать с феодалами. Да, управляющие могут иметь значительные пакеты акций «своих» корпораций, но это, во-первых, совершенно не обязательно, а во-вторых, они могут иметь и пакеты (даже большие!) других компаний, в том числе даже прямых конкурентов своих работодателей, которыми являются корпорации, а не капиталисты и не они сами. Даже самый высокий управляющий — это наёмный работник на службе у корпорации. Он может в любой момент сменить работу. Его могут уволить за несоответствие должности (например, за невыполнение «квартального плана» по прибыли, установленного аналитиками Уолл-Стрит). Или даже просто подсидеть. Напоминаем: класс определяется отношением к собственности. Отношение к ней управляющего в корне отлично от отношения капиталиста. Значит управляющий — это не капиталист. Это представитель нового эксплуататорского класса, пришедшего на смену классу капиталистов в процессе... естественно, социалистической революции, изменившей общественно-экономический строй в «группе наиболее развитых капиталистических стран» в полном соответствии с предсказаниями Карла Маркса. В активную фазу эта революция вступила во время «великой депрессии», а завершилась она уже после Второй Мировой войны.
Т.е. Маркс был прав, а Ленин с его «самым слабым звеном» — нет. Но кое в чём Маркс всё же заблуждался. А именно: он считал, что на смену капитализму придёт коммунизм, т.е. бесклассовое общество, но на деле оказалось, что преемником капитализма стал социализм — новый вид эксплуататорского общества, не предвиденный никем и исчерпывающее теоретическое описание которого отсутствует по сей день не в последнюю очередь из-за того, что многие всё ещё путают его с капитализмом и безуспешно пытаются примерить на него марксовский «Капитал», который сидит на нём как на корове седло.
Может возникнуть вопрос: как же так произошло, что пролетарская социалистическая революция лишь изменила форму эксплуатации, вместо того, чтобы окончательно и бесповоротно уничтожить её? Неужели именно за это боролись рабочие? Разумеется не за это. Но если повнимательнее взглянуть на историю, то окажется, что ни одна экономическая революция ещё не принесла тех плодов, за которые боролись её движущие силы. За что боролась буржуазия в буржуазную революцию? И вообще, а кем они были, эти самые буржуа? Не форды и не морганы, уж точно. Это были мелкие ремесленники и лавочники, представители одного из наиболее угнетаемых классов феодального общества. Кто выиграл в буржуазной революции, они? Да нисколько! Нет, конечно они получили кое-что, но настоящим победителем стала т.н. крупная буржуазия — капиталисты. По существу, они уже не были собственно буржуа, они были представителями совершенно нового класса, пусть и зародившегося в недрах буржуазии, но кардинально отличного от неё. Из кого сформировался этот новый класс? Из немногих разбогатевших ещё при феодализме буржуа, но в значительной степени и из бывших феодалов, тех, что вовремя сумели приспособиться и с умом употребить своё богатство в новых условиях.
И в точности то же самое произошло во время социалистической революции. Рабочие действительно много выиграли — сокращённый рабочий день, два выходных, гарантированную минимальную плату, пособия по безработице, медстраховки. Но они при этом так и остались эксплуатируемыми и угнетёнными. Главный же приз получили управляющие — новый класс, зародившийся в недрах пролетариата, класса не имеющих собственных средств производства наёмных работников живущих на зарплату. И так же как и во время буржуазной революции значительную часть класса управляющих составили бывшие капиталисты, акционировавшие принадлежавшие им средства производства, что позволило им пережить революционный кризис и занять достойное место уже в новой иерархии.
Следующий вопрос: а что же в результате стало с пролетариатом? То же самое, что и с буржуазией после буржуазной революции — он исчез. Разумеется, такие процессы протекают не за один день и даже не за один год, но тем не менее казалось бы парадоксальный факт остаётся фактом: буржуазная революция покончила с буржуазией, перемолов со временем её основную массу в пролетариат. То же самое в свою очередь сделала и пролетарская революция с пролетариатом. Но тогда спрашивается, во что перемололся он? Увы, мы пока не можем ни назвать, ни даже очертить границы этого класса. Может быть потому, что, в отличие от класса управляющих, класс их «могильщиков» ещё окончательно не сформировался и его будущие представители пока растворены где-то в недрах нижней части «среднего класса». Но может быть и потому, что социализм с необходимостью глобален — корпорации, в отличие от капиталистов, не имеют национальности и стоят если пока ещё и не над, то уже точно и не под национальными правительствами. Так что вполне возможно, что главные противники новых эксплуататоров живут где-то совсем в другом месте. Но в любом случае пролетариат уже исчез с исторической арены в странах победившего социализма. Те, кого к нему ещё иногда ошибочно относят, уже давно имеют что терять, а купленные за большие деньги цепи носят только их дети-металлисты, да и то не все.
Какова же природа эксплуатации при социализме? Прежде всего — это не присвоение прибавочного продукта в классическом марксовом описании, хотя при желании его выкладки, наверное, можно было бы как-то модифицировать и приспособить к новым условиям. Но делать это совершенно незачем по той простой причине, что полученная модель не будет столь же наглядно отражать принципов социалистической эксплуатации, как она делала это для эксплуатации капиталистической. Любая модель — это всего лишь модель: упрощение, делающее более явными основные детали за счёт пренебрежения всем несущественным. «Капитал» сыграл свою роль и его место — в библиотеке. Место почётное, но все же не на рабочем столе, а на полке, может быть даже в архиве.
Отнюдь не претендуя на исчерпывающий анализ, остановимся лишь на основном источнике социалистической эксплуатации: неэквивалентном обмене продуктами труда (включая и сам труд, как таковой), имманентно присущем социалистическому рынку. Специфика самих продуктов, а также особенности географического расположения производств и некоторые другие факторы приводят к тому, что рыночная цена продуктов в денежном выражении не пропорциональна реально вложенному в производство этого продукта человеческому труду. В частности, это касается и цены самого труда.
Но вернёмся к Марксу. Если он был прав в своём предсказании пролетарской евро-американской революции, то что же тогда произошло в 1917 году в России? В феврале — понятно, буржуазная революция, но что случилось в октябре? И вот здесь мы обнаруживаем у Маркса ещё одну ошибку, которая заключается в том, что путь к коммунизму, по его мнению, лежит через экономическую революцию. Маркс считал, что «общественное бытиё определяет общественное сознание» и был в этом абсолютно неправ. После капитализма вместо коммунизма наступил соцализм не потому, что развития производительных сил всё же оказалось недостаточно, а просто потому, что экономическая революция, т.е. классическая революция Маркса, призванная сменить старые, отжившие производственные отношения новыми, соответствующими текущим производительным силам, в принципе не может покончить с эксплуатацией. Она всегда лишь меняет её формы, перетасовывает в очередной раз социальные классы, но оставляет эксплуататорскую основу человеческого общества неизменной, поскольку люди в этом обществе остались те же самые.
Хорошо, но что же всё-таки произошло в октябре 17-го? Для того чтобы понять это, надо сначала полностью осознать саму концепцию коммунизма. Прежде всего, коммунизм — это не экономический строй. Точнее, не только экономический строй. Коммунизм — это новая система жизненных целей и мотиваций, кардинально отличная от доминировавшей практически на всём протяжении многотысячелетней истории человечества. Кое-кто даже считает, что система эта противна самой природе человека, но на самом деле это, конечно, не так. Подавляющее большинство современных людей достаточно комфортно чуствовало бы себя, если бы их каким-то магическим образом перенесли в коммунистическое общество. Проблема построения коммунизма заключается не столько в «воспитании нового человека», сколько в акте самого перехода к коммунизму, поскольку все общественные институты эксплуататорского общества активнейшим образом препятствуют подобному переходу. Почти каждому конкретному человеку жить при коммунизме, по сравнению с его жизнью сейчас, будет хорошо. Скорее всего — даже лучше, но в любом случае не настолько хуже чтобы он предпринимал из-за этого какие-либо активные антиобщественные действия. Но это только при коммунизме. Если же кто-нибудь попробует ещё до наступления коммунизма жить «как при коммунизме», то ему будет жить не просто плохо, а очень плохо. В чисто материальном плане. Общество об этом позаботится.
Конечно, для кого-то любые материальные проблемы могут быть мелочью, но вряд ли когда-либо подобных людей наберётся достаточное количество для того, чтобы распространить систему на весь мир. Тем более, что если подобная группа вдруг, паче чаяния, и вправду составит хоть сколько-нибудь заметную угрозу существующему миропорядку, текущий эксплуататорский класс, как бы он в то время ни назывался, сделает всё возможное для того, чтобы, если потребуется, даже физически уничтожить эту «красную угрозу». Но тем не менее, нельзя сказать, чтобы подобных попыток «построения коммунизма мирным путём» никогда не предпринималось. И самая известная из них — учение Иисуса Христа о всеобщей любви и жизни в нищете, т.е. добровольном отказе от частной собственности — когда каждому принадлежит весь мир. Излишне напоминать, что попытка эта с треском провалилась, но сам факт её наличия наводит нас на одну очень важную мысль: вопреки мнению Маркса коммунизм отнюдь не привязан к какому-то конкретному уровню развития производительных сил. Он не должен прийти на смену капитализму, социализму или какому бы то ни было другому «изму». В принципе, человечество в любой момент готово к коммунизму, но наступит он тогда, когда появится — и не будет упущен! — шанс произвести социальный (a не чисто экономический) переворот — назовём его (несколько условно, как чисто рабочее название)гуманистической революцией — и новый строй продержится достаточно долго для того, чтобы его было уже невозможно свергнуть военным путём. После чего он станет самоподдерживающимся.
Осуществлена такая революция может быть только путём вооружённого переворота, опирающегося на массовую поддержку наиболее эксплуатируемого (на тот момент) класса и возглавляемого сплочённой группой идеалистов-гуманистов (в хорошем смысле этого слова), в результате которого будет установлена жёсткая диктатура, которая «железной рукой загонит человечество в счастье». Человечеству там понравится. И уж по крайней мере оно получит шанс выжить. На нормальной Земле, а не на радиоактивной помойке.
Вот именно такая гуманистическая революция и была осуществлена большевиками во главе с Лениным. Маркс был не прав, отождествляя гуманистическую революцию с социалистической, но он был прав в том, что состояние частичного социального хаоса в период экономической революции — наиболее подходящее время для осуществления революции гуманистической. Причём касатся это не только социалистической, но абсолютно любой экономической революции, в том числе и буржуазной, как это случилось в России.
Что же было дальше? Смогла Октябрьская революция продержаться? Безусловно. Её решающим испытанием стала Великая Отечественная война — смертельный бой, данный старым эксплуататорским обществом коммунизму. И это испытание СССР выдержал с честью. Ну а потом? Увы, потом произошло то, чего вполне можно было бы избежать, если бы руководство СССР само понимало, что же оно в действительности натворило в мире. Но, к сожалению, будучи под впечатлением классического марксизма, лишь косметически подправленного Лениным, истинный гуманистический характер русской революции был заслонён уже давно неприменимой к текущим мировым условиям экономической теорией Маркса. И вместо коммунизма в конце концов был построен... всё тот же социализм. Россия вернулась на «столбовую дорогу цивилизации», бессмысленно петляющую вокруг этого своего столба, об который наша цивилизация периодически разбивает себе лоб. Исторический шанс разорвать этот порочный круг уже, судя по всему, окончательно упущен. Может быть, он был последним. Во всяком случае экологическая ситуация в мире и динамика распространения ядерного оружия не дают больших оснований надеятся на следующий.
