Опыт критики антинаучной фактологии либерализма
«Изучение фактов» - это едва ли не основное содержание буржуазной исторической науки. Преподавание истории в профильных вузах сводится к загрузке в голову студентов «фактического материала». При этом философия изучается лишь как «история философии» на протяжении 1-2 семестров. Вот и получаются на выходе «историки», помнящие множество «фактов», но абсолютно не понимающие сущности такой категории как «факт», не умеющие с ними работать и способные лишь компилировать их для «доказательства» тех или иных концепций.
Что же такое факт? Если исторический процесс есть, по сути, непрерывное и бесконечное развитие общественной материи по определенным законам, то факт - это момент такого развития. Непрерывное движение объекта останавливается субъективно (т.е. мысленно), поэтому вербально оформленный факт всегда беднее объективной реальности. И даже определенная цепочка, т.е. совокупность субъективно зафиксированных фактов далеко не тождественна объективной реальности точно так же, как серия фотографий не позволяет получить полное понимание сущности запечатленного события. Только если у нас есть понимание того, что же все-таки запечатлено на снимках, фотографии позволяют увидеть детали процесса развития и получить более полное представление о происходящем.
Однако, с другой стороны, сама общественная материя в своем развитии суть бесконечное количество фактов в их сложнейшей взаимосвязи. Именно в фактах (то есть в общественной практике) проявляется действие объективных законов общественного развития.
Вот и получается, что, зная факты, мы получаем лишь заготовку, некий «клубок», подобный «бороде» из запутавшейся лески, распутать который невозможно без диалектического материализма, без понимания объективных законов развития общества.
Несмотря на кажущееся равноправие ЗНАНИЯ фактов и УМЕНИЯ их распутывать, в деле познания объективной истины, именно владение марксистским диалектико-материалистическим методом является условием постижения истины, а не хорошая память, позволяющая запоминать факты. И, наоборот, для безграмотного, игнорирующего диалектику исследователя, факты подобны груде деталей из разных детских конструкторов, при отсутствии хотя бы примерной картинки с конечным результатом. Что он из этих деталей соберет - это уже зависит от его фантазии и добросовестности. При отсутствии последней, он просто соберет что-то абсолютно непотребное, наплюёт на кривизну сборки, гору «лишних» деталей просто спрячет и будет заявлять, что так и должно быть.
В недобросовестных руках факты превращаются не в инструмент поиска истины, а в инструмент для ее сокрытия или, даже, фальсификации. Тут существует масса приемов.
Первый и, пожалуй, самый главный прием, которым пользуются абсолютно все буржуазные историки, - это возведение интересов класса буржуазии в ранг интересов всего общества. Они, конечно, всячески пытаются замаскировать свою буржуазную партийность, но разглядеть ее внимательный читатель сможет всегда. Так, говоря об «интересах крестьян», такие «ученые» игнорируют разделение крестьян на классы и за общекрестьянские интересы выдают интересы кулачества. А если речь заходит о «невинно пострадавших от репрессий», то игнорируется, в интересах какого класса действовали репрессированные. Буржуазные авторы игнорируют категорию «класс» лишь для того, чтоб одурачить читателя насчет того, чьи классовые интересы они представляют.
Второй. Факты подбираются в строго определенном ключе, как правило, только негативные. К примеру, жалобы граждан на бездействие правоохранительных органов. Составляется такая подборка и делается вывод, что правоохранительные органы систематически бездействовали. Недобросовестный исследователь закрывает глаза на то, что подборка негатива отнюдь не тождественна общей картине. Ведь если правоохранительные органы сработали правильно, никто не будет положительные отзывы писать, а, столкнувшись с нарушениями, наоборот, едва ли не каждый побежит жаловаться. Даже полное собрание всего негатива не позволяет служить о качестве работы правоохранительных органов. Для этого нужны дополнительные данные.
Или берется, к примеру, подборка писем граждан с жалобами на нехватку хлеба и из этого делается вывод о том, что в СССР в определенный период были систематические проблемы с продовольствием или, проще говоря, «нечего было жрать». По сути, данный прием сводится к банальному индуктивизму.
Третий. Игнорирование категории «мера». К примеру, берется подборка негативных фактов, но не выясняется мера этого негатива. Допустим, имеются некие документы, в которых сообщается о случаях голода в частях на передовой. Однако процентное соотношение голодавших к общему количеству бойцов на передовой горе-исследователей не интересует, они предпочитают раздувать из мухи слона, возводить частное в ранг общего. Или, как мы увидим далее в данной работе, дипломированные лакеи буржуазии при исследовании вопроса голода в 1933 году выпячивают душещипательные истории о каннибализме, дабы затуманить при помощи этих фактов общую картину.
Четвертый. Вырывание факта из исторического контекста. Это, как правило, традиционный либеральный «плач Ярославны» по поводу «миллионов невинно убиенных» в результате «сталинских репрессий» или таких же миллионов, которые «бездарные сталинские военачальники» отправляли «на убой» при штурме «бесполезных высоток». Буржуазных фальсификаторов истории не интересуют конкретно-исторические условия, в которых происходили данные события, были ли эти потери необходимостью в тех условиях или чем-то абсолютно избыточным.
Пятый. Преувеличение значения одного факта в ущерб другим. Это когда весь период 1930-х сводится к голоду и «репрессиям». Дескать, «время, когда массово убивали людей, не может быть оценено иначе, как отрицательно».
Шестой. Морализаторство, упор на эмоции. Это, к примеру, когда те или иные исторические события оцениваются «с точки зрения простых людей». То есть выхватываются слезливые истории о личных трагедиях «пострадавших от советской власти», контекст игнорируется, но недалекому читателю подсовывается вывод, дескать, «раз людям было так плохо, то было плохо абсолютно всё».
Седьмой. Отношение к фактам с позиции «послезнания». Классический предмет такой манипуляции продемонстрировал еще Хрущев, обвинив Сталина в «неготовности к войне» через 15 лет после ее начала, когда дата нападения, силы противника, места нанесения главных ударов - всё это было уже давно известно. То есть советское руководство обвиняется в принятии неверных решений, когда такая неверность в момент принятия была отнюдь не очевидна.
Есть и другие приемы, набор которых определяется лишь уровнем недобросовестности и наглости множества буржуазных борзописцев. Однако обратимся к наиболее значительным примерам спекулятивной фактологии литературных подёнщиков буржуазии.
«Архипелаг ГУЛАГ»
как Библия всех фальсификаторов истории
«Библией» всех фальсификаторов советской истории, безусловно, является солженицынский «Архипелаг ГУЛАГ»2. Именно в данном произведении впервые были использованы те бессовестные приемчики, которые получили свое развитие в трудах других авторов-антикоммунистов.
Итак, что же представляет собой данный «опус»? Сам автор охарактеризовал его как «опыт художественного исследования». Поди разбери, что это такое… Вроде, «исследование», но ведь «художественное», то есть допускающее элементы вымысла. Все сделано для того, чтоб, с одной стороны, максимально снять ответственность с автора за изложенные «факты», а, с другой стороны, чтоб бездоказательность прикрыть художественными вставками.
В рамках данной работы я не буду заниматься кропотливым разбором изложенных в данной книге «фактов», особенно, учитывая, что большинство из них - откровенная выдумка. «Заслуга» Солженицына перед мировой буржуазией, в общем-то, не в «доказательстве античеловеческой сущности сталинского режима», а в изобретении своеобразной «методологии» исследования советской истории. Методологии крайне бессовестной и антинаучной, однако, взятой на вооружение практически всеми «учеными»-антисоветчиками.
Итак, что же лежит в основе данной «методологии»?
Прежде всего, она сводится к самой банальной лжи, правда, подаваемой под разными «соусами». Где-то можно цифры «с потолка» взять, где-то предложить читателю самому опровергать непроверенные «факты», где-то воздействовать на эмоции, где-то сослаться на слухи, где-то просто намеренно фальсифицировать факт. Но обратимся к примерам.
«По подсчётам эмигрировавшего профессора статистики Курганова, от 1917 до 1959 года без военных потерь, только от террористического уничтожения, подавлений, голода, повышенной смертности в лагерях и включая дефицит от пониженной рождаемости оно обошлось нам в… 66,7 миллиона человек (без этого дефицита - 55 миллионов).
Шестьдесят шесть миллионов! Пятьдесят пять!
Свой или чужой - кто не онемеет?
Мы, конечно, не ручаемся за цифры профессора Курганова, но не имеем официальных. Как только напечатаются официальные, так специалисты смогут их критически сопоставить».
Просто замечательная позиция у автора. Получается, что пока не установлена объективная истина, любую безосновательную чушь можно за эту истину выдавать. Научный подход предполагает как раз прямо противоположное: пока не установлена объективная истина, никакие «полу-истины» и предположения истинными не являются. Более того, в истории человечества масса таких моментов, объективная истина относительно которых не будет установлена никогда (к примеру, какая температура воздуха была во время Куликовской битвы?). И это не дает права выдавать за истину лишь предположения. Следовательно, пока «профессор Курганов» самым исчерпывающим образом не доказал именно такое количество потерь, за истину принимать их нельзя. Но если не принимать, то зачем их вообще приводить, тем более, с оговоркой, что «не ручаются» за них? Очевидно, для того, чтобы напугать читателя масштабом «страдания русского народа». Как говорил один из идейных предшественников Солженицына, «чем чудовищнее ложь, тем легче в нее верят».
Далее по тексту автор многократно и уже безо всяких ссылок повторяет тезис о «миллионных потоках» заключенных.
«До него был поток 29-30-го годов, с добрую Обь, протолкнувший в тундру и тайгу миллионов пятнадцать мужиков (а как бы и не поболе). Но мужики - народ бессловесный, бесписьменный, ни жалоб не написали, ни мемуаров».
То есть ни жалоб, ни мемуаров нет, а 15 миллионов мужиков откуда-то взялись.
«И вот уже нас уверили, и мы невольно поддаемся, что 37-38-й тюремный год состоял в посадке именно крупных коммунистов - и как будто больше никого. Но от миллионов, взятых тогда, никак не могли составить видные партийные и государственные чины более 10 процентов».
Тоже так, «на глазок» оценил…
«Можно допустить, что одновременно в лагерях не находилось больше двенадцати миллионов (одни уходили в землю, Машина приволакивала новых)».
А почему не 20 или 50 миллионов? Это ж тоже «можно допустить»… Вообще, читая «Архипелаг», у нормального, мыслящего человека возникает стойкое ощущение не просто научной недобросовестности, но и психической ненормальности автора.
Или вот еще пример беспрецедентной наглости:
«Считается, что четверть Ленинграда была расчищена в 1934-35. Эту оценку пусть опровергнет тот, кто владеет точной цифрой и даст её».
«Считается» - и всё тут. На каких основаниях, автор не сообщает. Здесь снова видим уже знакомый приемчик. За истину выдается безосновательное утверждение, однако, эту безосновательность читателю предлагается самому доказать.
Врет Солженицын направо и налево. Даже там, где ссылки ставит, всё равно врёт. Хотя ссылки он дает чрезвычайно редко. К примеру, рассказывая о начальном периоде войны он сообщает следующее:
«Когда началась советско-германская война, естественным движением народа было - вздохнуть и освободиться, естественным чувством - отвращение к своей власти…. Не зря колотился сталинский приказ (0019, 16.7.41): «На всех (!) фронтах имеются многочисленные (!) элементы, которые даже бегут навстречу противнику (!) и при первом соприкосновении с ним бросают оружие».
Всё бы ничего, только вот не было приказа с таким номером от такой даты. Была лишь директива Ставки ВГК №001919, и не от 16 июля, а от 12 сентября, и речь там шла о следующем:
«Опыт борьбы с немецким фашизмом показал, что в наших стрелковых дивизиях имеется немало панических и прямо враждебных элементов, которые при первом же нажиме со стороны противника бросают оружие, начинают кричать «нас окружили» и увлекают за собой остальных бойцов. В результате подобных действий этих элементов дивизия обращается в бегство, бросает материальную часть и потом одиночками начинает выходить из леса. Подобные явления имеют место на всех фронтах. Если бы командиры и комиссары таких дивизий были на высоте своей задачи, паникерские и враждебные элементы не могли бы взять верх в дивизии…»3.
«Немало» - не значит «много». Это разные вещи, равно как «бегство навстречу противнику» отнюдь не равно бегству в тыл.
Никакой ответственности за «дачу ложных показаний» для авторов «художественно-исторических исследований» не предусмотрено, поэтому Солженицын сплошь и рядом вставляет даже не прямую речь «очевидцев», а просто пересказывает с их слов, часто вообще не называя имен. Проверить, рассказывали ли они ему всё это, или он сам выдумал, нет решительно никакой возможности. Вот пример:
«Рассказывают, что в декабре 1928 г. на Красной Горке (Карелия) заключенных в наказание (не выполнили урок) оставили ночевать в лесу и 150 человек замерзли насмерть. Это обычный соловецкий прием, тут не усумнишься. Труднее поверить другому рассказу, что на Кемь-Ухтинском тракте близ местечка Кут в феврале 1929 г. роту заключенных, около 100 человек, за невыполнение нормы загнали на костер, и они сгорели».
Тут просто откровенная ссылка на слухи. Кто-то кому-то что-то рассказал, а автор, словно базарная бабка, с легкостью выдает все за чистую монету. К тому же, непонятно, как можно все это было организовать технически. Что значит «оставили ночевать в лесу»? Без охраны что ль? Очевидный бред. А если с охраной, то охрана, по идее, должна была либо костры для согрева жечь, либо замерзнуть вместе с зэками. Какой величины должен быть костер, чтоб загнать туда «около 100 человек»? Или по очереди жгли? Прям инквизиция какая-то…
Или вот еще «душещипательная» история из той же серии:
«Ожидали Горького почти как всеобщую амнистию! Начальство, как могло, прятало уродство и лощило показуху. Из Кремля (соловецкого) отправляли этапы, чтобы здесь оставалось поменьше; из санчасти списали многих больных и навели чистоту. 22 июня поехали в Детколонию. Как культурно! - каждый на отдельном топчане, на матрасе. Все жмутся, все довольны. Вдруг 14-летний мальчишка сказал: «Слушай, Горький! Всё, что ты видишь - это неправда. А хочешь правду знать?» За два часа правдолюбец мальчишка рассказал долговязому старику об изощреннейших соловецких пытках, о двадцатичасовом рабочем дне, о работе людей в ледяной воде голышом... Горький вышел из барака, заливаясь слезами. 23-го Горький отплыл. Едва отошел его пароход - мальчика расстреляли перед строем. Но даже имени его мы не знаем».
Имени не знаем, «факт» взят с потолка, даже без ссылки на очевидцев. Всё та же геббельсовская тактика - заставить читателя переживать, сформировать у него соответствующее отношение к «сталинским палачам», но при этом никакой конкретики не предоставить.
По сути, весь «Архипелаг ГУЛАГ» - это «сочинение на заданную тему», плод нездорового воображения Солженицына. От научного подхода там нет и следа. Автор преследует цель не выяснить объективную истину, а внушить читателю ненависть к советской власти. И откровенная ложь, как метод такого внушения, Солженицына отнюдь не смущает. Не мудрено, что данная книжонка произвела впечатление лишь на обиженных советской властью моральных уродов из числа диссидентствующей интеллигенции. В среде этих выродков, мечтавших о месте буржуазных подстилок с зарплатой «как на Западе», название данного произведения было чем-то вроде пароля. Человека со здоровым мышлением данный опус впечатлить не может. Впрочем, ни одному даже самому буржуазному историку и так в голову не приходит ссылаться на «Архипелаг», как на источник. Это всего лишь плод больного воображения автора, который должен быть предметом исследования психиатрии. Правда, министерство образования РФ включило его в курс школьной программы по литературе… Даже буржуазии хватило ума не включать его в программу по истории. Впрочем, у нормального, прилежного ученика чтение «Архипелага» вызовет серьезный диссонанс с произведениями признанных классиков литературы.
Однако только псевдо-художественных пасквилей буржуазии, безусловно, явно недостаточно. После восстановления капитализма научная обслуга класса эксплуататоров обрушила на головы читателей громадный поток «исследований советской истории» самого разного пошиба. В рамках данной работы я не буду разбирать наиболее низкопробные из них. Наоборот, интерес представляют труды с претензией на формат «научной монографии».
Собственно, вся либеральная антикоммунистическая пропаганда строится на одной довольно примитивной формуле. Дескать, коммунизм = «сталинизм» = «миллионы умерших от голода в коллективизацию» + «миллионы невинно убиенных в ходе репрессий» + «миллионы погибших в ВОВ из-за бездарности командования». Попробуем разобраться, что представляет собой буржуазная историография по данным вопросам. В данной работе рассмотрим миф о коллективизации как причине голода.
Коллективизация и «миллионы умерших от голода»: историография
В соответствии с буржуазно-либеральными представлениями, голод начала 1930-х годов - одно из основных «преступлений сталинизма». Дело буржуазные горе-историки представляют так, будто причина голода - политика советской власти в деревне, то есть коллективизация. Дескать, без коллективизации и раскулачивания не было бы и голода, жертвами которого «по разным подсчетам» стали, якобы «от 2 до 8 миллионов человек». Это примерно такой диапазон у господ антикоммунистов. Действительно, подумаешь, несколько миллионов туда, несколько миллионов сюда… Какая разница? Однако столь большие расхождения в оценках масштабов того или иного явления свидетельствует лишь о том, что объективная истина по данному вопросу не установлена, а цифры взяты с потолка или подтасованы.
Итак, что же представляет собой буржуазная историография по данному вопросу?
В 2013 году Росархивом было закончено издание сборника документов в трех томах под заголовком «Голод в СССР 1929-1934 гг»4. «Научное руководство» данным проектом осуществлял некий профессор В.В.Кондрашин. По совместительству, автор ряда антисоветских книжонок по истории коллективизации. К ним мы еще вернемся.
Сам формат сборника предполагает публикацию не всех документов по данному вопросу, а только тех, которые показались важными составителю. То есть решение о включении или не включении того или иного документа в сборник принимается научным руководителем и напрямую зависит от его научной добросовестности и партийности. Собственно, можно собрать документы таким образом, что читатель увидит исключительно негатив, а можно и наоборот. Во всяком случае, это самое крупное современное собрание документов по проблеме голода. Мне не удалось найти изданий, где документы по коллективизации были бы представлены не в виде выборки, а непрерывно, к примеру, в формате решений Политбюро или документов НКВД за определенный период.
На первый взгляд, действительно, в сборнике нет ничего, кроме документов. Комментарии составителей отсутствуют. Читателю, будто бы, предлагается сделать выводы самостоятельно. Казалось бы, факты, и ничего, кроме фактов. Но дело в том, что потенциальный читатель данных трудов, в массе своей, абсолютно методологически безграмотен. Дискуссии с интересующимися историей молодыми людьми в соцсетях показывают, что многие из них просто не знакомы даже с формальной логикой, а некоторые такое незнание умудряются совмещать с учёными степенями.
Доходит до смешного. Один такой «историк»-антикоммунист, по совместительству, целый кандидат исторических наук, окончивший профильный исторический вуз и помнящий наизусть массу «фактов», на полном серьезе как-то заявил, будто марксов закон абсолютного и относительного обнищания пролетариата не существует, поскольку в «Капитале» нет формулировки «закон абсолютного и относительного обнищания пролетариата».
Такому читателю, не привыкшему добросовестно, то есть диалектически мыслить, достаточно лишь подать факты определенным образом, чтоб он сам пришел к «верным», с точки зрения буржуазии, выводам. Что составители данного сборника и вполне успешно делают.
Допустим, открываем первый том. Видим подборку различных сводок, отчетов, докладов по хлебозаготовкам:
«Сводка обкома от 3 октября. Хлебозаготовительные организации приступили к заготовкам только в Псковском и Череповецком окр. В Псковском окр. отмечена боязнь сельсоветов вести хлебозаготовки. В Лужском окр. 4 сельсовета отказались от планов хлебозаготовок. Северо-западным союзом еще не высланы деньги по округам для расчета за хлеб, несмотря на их (округов) запросы. Отмечаются массовые срывы собраний по хлебозаготовкам и ряд террористических актов со стороны кулачества. По Лужскому окр. с 10 сентября зарегистрировано 19 случаев срывов кулаками сходов и по одному району 5 террористических актов (1 убийство члена сельсовета, избиение члена облисполкома, поджог двух сараев председателя сельсовета). По Череповецкому окр. с 20 по 23 сентября отмечено 4 случая срывов собраний по хлебозаготовкам, причем для срывов пользовались в двух случаях методом поджога построек. Факты кулацкого террора приводятся по Череповецкому, Боровичскому и Псковскому окр»5.
А вот сообщение из другого региона:
«Балашевский ОК. Письмо секретаря ОK т. Слесарева в крайком, копия в ПК ВКП(б)2. Почти по всем районам округа острый недостаток подачи вагонов для отгрузки заготовленного хлеба. Секретарь ОK пишет: «Все элеваторы, местные зернохранилища, склады, амбары, навесы переполнены. В некоторых местах хлеб сваливают в мешках в пункты под открытым небом, и даже эта мера за отсутствием мешков и брезентов не везде может быть проведена». В подтверждение этого приводятся сообщения из ряда районов с требованием принять экстренные меры, «иначе могут быть в самые ближайшие дни серьезные осложнения в ходе хлебозаготовок»6.
Или вот еще из того де документа:
«Заявка областного торгового отдела на промтовары на IV кв. удовлетворена в размере 64 %. Кроме того, по планам IV кв. к 15 сентября недогружено было около 17 % плана (3700 тыс. пуд.), в то время как НКТоргом было отдано распоряжение резервы отгружать до 1 сентября. Острота положения на сельских рынках усугубляется еще тем, что ряд достаточных товаров перешел в разряд дефицитных (махорка, папиросы, спички)».
Если посмотреть другие документы, то видно, что, во-первых, подобран только негатив. Сколько было сообщений о ходе хлебозаготовок по плану - не понятно. То есть меру этого негатива установить невозможно, поскольку не ясно соотношение негатива и позитива. Невозможно установить и абсолютное количество подобных сообщений, поскольку мы имеем дело только с выборкой. Во-вторых, документы подобраны так, что создается впечатление, будто во всех проблемах с хлебозаготовками виноваты органы советской власти. Сообщается, конечно, и о терроре со стороны кулаков. Но масштаб его тоже не ясен, хотя, судя по представленным документам, значителен. Однако проблема кулацкого террора и его влияния на хлебозаготовки рассмотрена, очевидно, недостаточно. Допустим, приводятся данные по некоторым районам о сжигании кулаками зерна, но общий ущерб хлебозаготовкам от подобных действий не подсчитан.
Кроме того, используется еще один хитрый прием. Приводятся сообщения о нарушениях со стороны советских органов, однако реакция советской власти на эти жалобы не сообщается.
Вот, к примеру, «Информационная записка полномочного представительства ОГПУ по северо-кавказскому краю о перегибах и искривлениях в ходе хлебозаготовок. 22 октября 1929 г», в которой, в частности, сообщается следующее:
«На хут. Москальчук, юрта стан. Алексеевская, 11 октября сельсоветом было описано хозяйство хлебороба-середняка, быв. красного партизана, в 1920 г. был председателем ревкома в стан. Тихорецкая, затем в течение 3 лет был членом президиума сельсовета, вел и ведет общественную работу, был застрельщиком организации на своем хуторе артели, посева имел 11 га, задолго до получения извещения вывез на элеватор 114 пуд. зерновых культур, оставив для прокорма своей семьи 76 пуд. по норме на 6 едоков и на обсеменение озимого клина. Жена его - также партизанка, была в Красной армии, участница отхода через астраханские пески3. 12 октября оставшиеся 76 пуд. зерна были изъяты»7.
Или вот еще одно сообщение, уже из другого региона:
«В с. Панчево Н-Миргородского р. комиссия по содействию хлебозаготовке вызвала в 12 час. ночи маломощного середняка Мотяна А.Н. (платит налога 15 руб.) и предложила немедленно сдать 100 пуд. пшеницы. После отказа Мотяна у него был произведен обыск, причем нашли 50 пуд. ржи (отнюдь не утаенной) и забрали ее как якобы спрятанную. У Мотяна 10 душ в семье. Когда он на этом основании пошел в сельсовет для того, чтобы отобрать изъятый хлеб, ему ответили: «Не гавкай, скажи спасибо, что тебе еще морду не побили и не арестовали за такие вещи»8.
Как и любой документ, поступающий в органы государственной власти, подобные записки должны были быть зарегистрированы с присвоением им соответствующего входящего номера. Соответственно, обязательно должны быть сообщения с исходящими номерами по факту проверки полученной информации и принятию мер. Даже если информация при проверке не подтвердилась, все равно должна быть соответствующая бумажка. Но составителей сборника они почему-то не интересуют. Таким образом, у читателя создается впечатление, что нарушений было много, а советская власть с ними не боролась.
Этот прием используется многократно. В подборке за 1930-й год появляются уже сообщения о случаях голода. Вот, допустим, письмо Сталину:
«Сельхозартель им. Сталина Усть-Каменогорского р. Семипалатинского окр. - 89 хозяйств, 416 едоков, посева 801 га, план выполнен [на] 105 %, обобществлено скота 550 голов. Хлеба нет, голодаем, срывается сеноуборочная, хлебная кампания, [на] нашу просьбу [о] наряде, отпуске взаймы [из] Госфонда 400 пуд. хлеба сроком [на] 45 дней власти отказывают, несмотря [на] наличие хлеба. Колхоз обречен [на] гибель. Просим помощи»9.
И снова ни слова о реакции. Приняты меры или не приняты? Если да, то какие? Если нет, то почему? Без этой дополнительной информации получается, что товарищу Сталину пишут с мест о голоде, а он никаких мер не предпринимает…
А вот еще пример манипуляции при помощи документов. После первых сообщений о голоде публикуются документы об экспорте зерна. Вот, к примеру, шифротелеграмма Микояну:
«Инстанцией принято постановление грузить [в] сентябре [в] порты по 3 млн пуд. ежедневно. Мы составили план на 1500 тыс. т, по преимуществу пшеницы Украины и Северного Кавказа. Пятого слушается»10.
И далее несколько сообщений, что план по отгрузке не выполняется:
«ЦК отмечает невыполнение Украиной заданий ЦК по экспорту хлеба в сентябре. Так, месячный план Украиной выполнен на 21 сентября 22 786 тыс. пудов против 37 271 тыс. пудов. Считая недопустимым состояние дела экспорта хлеба, ЦК предлагает немедленно принять все необходимые меры для решительного перелома [в] ходе отгрузок, экспорте хлеба и добиться ежедневной погрузки не менее 2,5 млн пудов с тем, чтобы до конца октября выполнить полностью октябрьский план 69 млн пудов и весь недогруз за сентябрь, проверить состояние погрузочно-разгрузочных организаций в портах, обеспеченность грузчиками и других мер для недопущения каких бы то ни было перебоев [в] ходе отгрузки и погрузки и простоя вагонов [в] момент прихода главной массы хлеба и нанятых иностранных пароходов. ЦК предлагает телеграфировать о принятых мерах и результатах».
Авторы сборника пытаются представить ситуацию так, будто советская власть в условиях начинающегося голода еще и дает указание на экспорт зерна. Причем плановые показатели по экспорту явно завышены, поэтому план не выполняется. При этом советские органы требуют выполнения плана, якобы, не считаясь с объективными условиями. Такая картина должна сложиться в голове у читателя.
Но на самом деле, вопрос о том, сколько зерна отправлять на экспорт, решался на основе имевшихся данных о запасах. Решение принимались соответствующими советскими планирующими органами на основе определенных данных. Но почему-то авторы сборника не предоставили документов о работе этих органов. Решительно непонятно, на основе чего принимались решения о плановых показателях.
А ведь этот вопрос очень важен. Одно дело, если плановики исходили из верных данных, но намеренно завысили нормы для экспорта. Тогда очевидна их вина. Совсем другое дело, если сами данные были не верны, то есть если их фальсифицировали местные советские органы или колхозы. Тогда вины центральных планирующих органов нет, и вполне логично выглядит их настойчивость в форсировании выполнения плановых показателей.
Получается, что предоставленных данных для выяснения объективной истины ясно недостаточно. Невозможно на их основе определить были ли завышены плановые показатели по экспорту и, если да, то кто виноват в их завышении. Есть вырванный из контекста факт, но сложная система причинно-следственных связей не раскрыта, поэтому понять сущность факта невозможно.
Еще один излюбленный прием буржуазных фальсификаторов истории - ссылка на свидетельства очевидцев. Составители сборника включили туда довольно много документов, в которых приводится мнение крестьян о происходящих событиях.
Так, Спецсводка № 3 Актюбинского окружного отдела ОГПУ «О признаках проявления голода» на 20 апреля 1930 г сообщает, в частности, следующее:
«12 апреля 1930 г. Бедняк пос. Покровского Темирского р. Гончарский, выступая на общем собрании колхозников, обращаясь к докладчику, сказал: «Вы сюда приезжаете для того, чтобы нас заставить поступить в колхозы, а сами не знаете, что в данное время большинство колхозников сидит без хлеба и других продуктов питания. Мы с удовольствием вступим в колхоз только тогда, когда государство обеспечит колхозников продовольствием, а сейчас мы все голодные и работать в колхозе не можем»11.
В спецсводке № 27 информационного отдела полномочного представительства ОГПУ по Средне-Волжскому краю «О ходе подготовительной работы к весенней посевной кампании» от 3 апреля 1930 г сообщается:
«Мордовская обл. «Сортируют семена для того, чтобы узнать, сколько их есть у кого, а потом все увезут» (середняк Алешин, с. Макаровки). «Семена собирают для того, чтобы отправить их за границу, где мы возьмем семян, когда их у нас нет, наше положение в данный момент ухудшается» (беднячки Рахманова и Горофелкова с. Макаровки). «Нам не нужно никаких фондов, мы обойдемся и без них, вы нас хотите совершенно оголить, у нас хлеба нет» (середняк Власов с. Солдатского)»12
Если у читателя научное мышление не развито, то он запросто сделает вывод о правоте крестьян, которые не хотят делиться с государством семенными фондами, поскольку это грозит им голодом. Но показания очевидцев - штука очень непростая.
Что такое свидетельские показания? По сути, это отражение объективной реальности сознанием индивида. Верность такого отражения определяется уровнем развития научного мышления. Прямая речь очевидца всегда несет на себе отпечаток качества мышления, его морально-нравственных качеств, которые, в свою очередь, во многом, определяются местом индивида в системе производственных отношений. Если говорить о вопросах истории, то тут свидетельства очевидцев в трудах недобросовестных авторов очень легко превращаются в инструмент фальсификации истории и манипуляции.
Так и в данном случае, говоря о высказываниях крестьян, надо понимать, что представляло собой тогдашнее крестьянство. А это была наименее грамотная часть общества, объективное экономическое бытие которой не позволяло ей смотреть на ситуацию в масштабах больших, чем величина собственного хозяйства. Ликвидацию кулачества и коллективизацию беднота и середняки восприняли, в общем-то, позитивно. Но, естественно, они мало разбирались в сущности происходящего. Достаточно было того, что советская власть перераспределила кулацкое имущество в пользу колхозов и избавила бедняка от финансовой эксплуатации со стороны кулачества.
Однако целью коллективизации был перевод сельского хозяйства на рельсы научного планирования. И вот тут нашла коса на камень. Научное планирование предполагает централизованное управление всеми производительными силами общества, то есть централизованный учет, контроль и распределение ресурсов. Крестьянин-бедняк, формально ставший колхозником, от своего мелкособственнического мышления еще отнюдь не избавился. Он видит только то, что к нему приходят представители власти и требуют поделиться семенным фондом, которого ему самому недостаточно. Но он сам есть лишь часть всего сельского хозяйства. Он, в отличие от планирующих органов, общей картины не понимает. Как мы помним, хлебозаготовительная кампания осени 1929 года проходила с серьезными трудностями. Где-то хлебозаготовки были сорваны в большей, где-то в меньшей степени. Где-то урожайность больше, а где-то меньше. Объективно, нет ничего страшного в том, что, к примеру, семена забираются из районов с меньшей урожайностью и передаются в районы с большей урожайностью. Но мелкособственническое сознание крестьянина не позволяло ему смотреть дальше своего носа. В итоге, он прятал зерно, скрывал размер запасов, обманывая планирующие органы. А те, в свою очередь, из неверных данных делали неверные выводы. В результате негативные явления еще более усиливались. В одном районе зажали семена, в другом нечего сажать, в третьем засуха. Плюс надо поставлять зерно в города. Все указывает на то, что мелкособственнические инстинкты крестьянства сыграли с ним злую шутку. Каждый заботился, прежде всего, о себе. В результате пострадали все, поскольку централизованно не удалось распределить имеющиеся скудные резервы. Тут надо смотреть документы планирующих органов, но их почему-то в сборник не включили. Нет данных того же Госплана и о ходе посевных кампаний 1930, 1931, 1932 годов, хотя надо понять как отразились на посевной случаи саботажа и утаивания семенного фонда.
Но вернемся к основному вопросу - о голоде, точнее, об оценке его масштабов и количества человеческих жертв.
Во-первых, надо подчеркнуть, что коллективизация - это один из наиболее масштабных эпизодов классовой борьбы в СССР. В исторически короткий срок была сломана классовая структура крестьянства и осуществлен перевод сельского хозяйства на социалистические рельсы. Такие свершения не могли обойтись без активного яростного сопротивления кулаков-мироедов, без убийств ими сельских активистов, представителей советской администрации, членов партии, их жен и детей, сожжения колхозного имущества. Одной из задач коллективизации объективно была попытка превратить паразитирующий класс деревенской буржуазии - кулачества - в нормальных трудящихся, благосостояние которых растёт именно за счёт их собственного труда в кооперативе и процветания всего кооператива. Так, первоначально выглядел план ликвидации в деревне экономически паразитирующего и господствующего класса.
Однако даже буржуазные составители сборника документов не смогли полностью замолчать факт кулацкого террора и многочисленных действий кулачества по дезорганизации хозяйственной политики советской власти, правда, тщательно минимизируя информацию по этому вопросу. А кулачество ведь действовало не только террором. Многим кулакам удалось прикинуться сторонниками колхозов и чуть ли не стать во главе колхозного движения, используя колхоз для личного обогащения и… для организации вредительства.
Во-вторых, советское руководство было в курсе и продовольственных проблем, и многочисленных перегибов на местах со стороны местных советских органов, представители которых на местах подчас занимались откровенным вредительством. Так, в докладе «Об итогах выполнения директив ЦК и крайкома ВКП(б) об исправлении перегибов, допущенных в период весенней кампании 1929-1930 г.» сообщается следующее:
«К концу кампании, когда темп хлебозаготовок ослабевал, местные работники искали способы к оживлению заготовок. В отдельных районах примитивно мыслящие люди находили разрешение затруднений в издевательствах над крестьянами. Не только кулаков, но даже и середняков сажали в холодные амбары и, чтоб было более мучительно, раздевали и оставляли на целую ночь под железной крышей в большие морозы. Это можно иллюстрировать рядом следующих фактов:
1. В Азатском р. Акмолинского окр. проводили план заготовок так, что обложили бедняков подворными заданиями, а потом за невыполнение избивали их, купали в холодной воде (см. приговор по азатскому делу).
2. В Калининском р. Алма-Атинского окр. (с. Чемолган) был объявлен «черный бойкот». 22 хозяйствам были забиты окна и разрешалось выходить только ночью за дровами и водой.
3. В Аккемирском р. Актюбинского окр. уполномоченный Позднов предложил «устроить кулаку такой тарарам, чтобы все ходило в доме, а если будет кричать, то налить в глотку керосину и зажечь». Его наказ был выполнен. Создали бригаду и с черным флагом и ведром нефти выступили на улицу. Заходили в дом кулаков, по пути задели двух бедняков, смазали людей нефтью, смазали стены, снимали иконы и т.д.
4. В Илекском р. того же округа было арестовано около 200 бедняков и середняков-казахов за несдачу хлеба. Эти казахи-скотоводы хлеб никогда не сеяли. Доходило до того, что беднякам одевали на шею веревку, инсценируя повешение. Обливали холодной водой и по несколько дней держали арестованных в холодных сараях»13
Либеральные демагоги, конечно, пустят слезу и начнут причитать по поводу того, как советская власть «издевалась над людьми». Но на деле-то советская власть рассматривала подобные нарушения именно как преступления. Не зря там в скобках подписано «см. приговор по азатскому делу». То есть был суд и приговор, преступников покарали. Правда, составители сборника почему-то не уделили должного внимания вопросу борьбы с советской власти с подобными преступлениями, поэтому снова создается впечатление, будто власть никак не реагировала.
В-третьих, противодействие советским хозяйственным мероприятиям со стороны классового врага (открытого или прокравшегося в органы власти), действительно, привело к голоду и гибели людей. Вопрос в масштабе. И вот этот масштаб, в силу ряда особенностей советского статистического учета, оценить было невозможно. Поэтому-то и не было в советские времена трудов о голоде 1933 года. Советская историческая наука, при всех своих минусах, не допускала подмены истины предположениями.
Снова открываем сборник и пытаемся найти хоть какие-то данные о количестве жертв голода. Казалось бы, если подобные документы в архивах есть и если с их помощью можно доказать пресловутые «от 2 до 8 млн. жертв», то они обязательно должны быть в этом сборнике представлены.
Первый документ с конкретными цифрами, который мне удалось обнаружить, это «Из спецсправки Секретно-Политического Отдела ОГПУ СССР «О отрицательных моментах и политическом состоянии отдельных районов Союза». 11 марта 1932 г»14. В нем сообщается о 6 смертях от голода в ряде районов ряда областей Украины. Правда, с оговоркой «по неполным данным». В Нижегородской области - 1 случай самоубийства на почве голода, Средне-волжский край - 2 случая, Нижняя Волга - 3 случая, Северный Кавказ - 6 случаев. И только в Казахстане с декабря 1931 по март 1932 года зарегистрировано 1219 голодных смертей.
Или вот еще документ. «Из спецсправки Секретно-Политического отдела ОГПУ СССР об «отрицательных политических проявлениях» в Северо-Кавказском крае. 17 мая 1932 г»15. Там сообщается о 267 умерших от голода и употребления суррогатов в течение февраля 1932 г.
В общей массе документов сведения о погибших вообще довольно редки. Вот «Сообщение полномочного представительства ОГПУ по Казахстану Первому секретарю Казахского крайкома ВКП(б) Ф.И.Голощёкину о голоде в Павлодарском районе. 11 января 1932 г»:
«По сведениям из Семипалатинского ОС, в Павлодарском р. в аулсовете № 11 на почве голода умерло 14 колхозников и в немецком колхозе «Роте Фане» 2 колхозника и 6 семей лежат опухшие. Нами дано указание Семипалатинскому ОС проверить причины смерти и об организации через РК ВКП(б) помощи голодающим»16.
То есть гибель от голода 14 человек - это чрезвычайное событие, о котором сообщают аж в крайком партии и ставится вопрос о помощи голодающим. Документов о реакции крайкома, как и ожидалось, в сборнике нет.
В следующем сообщении из того же района уже сообщается о 515 смертях со второй половины декабря по конец января17.
В другом спецсообщении от 22 мая 1932 года видим следующие цифры:
«В Пальмановском р.1 в пос. Колхозном, Степном, Веселом и Токаревке с конца марта обнаружено 50 трупов умерших от голода и 192 чел. (в том числе 67 детей и 17 подростков), совершенно обессиливших и не могущих передвигаться. Местными органами голодающим оказана помощь»18.
Спецсводка ГПУ Актюбинской области о продовольственных затруднениях. 10 июля 1932 г. сообщает:
«За последнее время усилились массовые случаи опухания на почве недоедания и смерти, нижеприведенные цифры характеризуют это положение. Тургайский р.: ежедневная смертность на почве голода достигает 25 человек. Убаганский р.: в Исаевском ауле за 2 месяца умерло 300 человек, в Кузбаевском за это время около 200 человек. Батбаккаринский р.: по 14 аулам района умерло 585 человек. Семиозерный р.: в районе зафиксирована смертность до 10-15 человек в день на почве голода. Уильский р.: в 5, 18 и 8-м аулах района от голода умерло 181 человек»19.
По оценкам буржуазных историков, Казахстан - это один из наиболее пострадавших от голода регионов. Однако составители сборника то ли не нашли, то ли сознательно не привели документы, из которых можно было бы сделать вывод о количестве погибших от голода по Казахстану в целом за первое полугодие 1932 года. Документально подтверждена гибель от голода порядка 3 тысяч человек. Не исключено, что их больше. Но документальных подтверждений в данном сборнике не предоставлено. Экстраполировать же ситуацию в обозначенных районах на все другие районы Казахстана - безосновательно.
С данными по Украине за тот же период в сборнике документов тоже туго. Сводка комиссии Зиновьевского райкома КП(б)У Одесской области секретарю Зиновьевского горкома Ерёменко о голоде в районе. 16 марта 1932 г. сообщает о 52 смертельных случаях с начала года20.
Выписка из письма Бабанского Райколхозсоюза Винницкой обл. в ЦК ВКП(б) о голоде в колхозах района. 1 июня 1932 г. сообщает:
«В колхозах большое количество колхозников голодает. На почве голода усиливается смертность. С 1 мая по 23 мая 1932 г. лишь только по сорока (40)3 колхозам из общего количества 63 умерло от недоедания 348 человек. Есть случаи смерти 10 человек в один день в отдельных колхозах»21.
А других документов за первое полугодие 1932 года, где были бы обозначены цифры потерь, почему-то в данном сборнике нет. Смотрим дальше.
Сообщений о голодных смертях за вторую половину 1932 года в сборнике нет. Однако среди документов за первую половину 1933 года документы о жертвах голода появляются снова. Что примечательно, снова количество хоть как-то задокументированных смертей снова сильно не дотягивает до «от 2 до 8 миллионов». Так, государственная дума РФ оценила количество жертв от «голода и болезней, связанных с недоеданием» в «около 7 миллионов человек»22. В сборнике тоже содержатся документы об эпидемиях тифа и других болезней. Однако общее количество жертв установить по ним крайне затруднительно. К примеру, встречаются такие формулировки:
«За 1 декаду марта зарегистрировано 1636 случаев заболеваний, из них 1349 - сыпняком, 194 - брюшняком и 93 - оспой. Кроме этого, отмечены заболевания цингой. В Ю. Казахстанской обл. и Аулиэ-Атинском р. распространена эпидемия кишечных заболеваний. Из общего количества 4300 детей в детдомах на почве истощений и кишечных заболеваний ежедневно умирает 42-45 чел»23.
Создается впечатление, что авторы сборника специально выбирают документы, на основе которых можно много нафантазировать. 42-45 человек ежедневно - это на протяжении какого периода? Если такая смертность зарегистрирована разово - это одно, если на протяжении месяца - совсем другое.
«Спецсообщение секретно-политического отдела ОГПУ СССР об эпидемиях тифа, оспы и цинги по материалам на 30 марта 1933 г.» приводит следующие цифры: 57 человек умерших в Поволжском крае. Правда, это по одной деревне, но данных в общем по краю опять нет. Возможно, они есть в других спецсообщениях, но этих спецсообщений почему-то нет в сборнике. Причем нет и документов, в которых суммировались бы потери от эпидемий за определенный период.
По Закавказью сообщается о 4 смертях в одном населенном пункте. Об их количестве ни слова. По упомянутым в сообщении Уралу, Западным областям и Казахстану - данных о смертности нет вообще24.
Другая такая же спецсправка за июнь 1933 года сообщает о множестве случаев заболевания тифом и цингой и неудовлетворительном проведении противоэпидемиологических мероприятий, но о жертвах ни слова25.
В спецсообщении от 27 июня говорится о 20 тысячах зарегистрированных сыпно-тифозных больных по УССР. По Центрально-Черноземному округу - 4 тысячи, при этом смертность «доходит до 5-8%». По западной области - 2700 больных, Нижне-Волжский край - 1105 случаев, Татария - порядка 2500, Казахстан - 2915, Восточная Сибирь - 2570, Якутия - 646, Узбекистан - 30626.
Как мы видим, подсчет заболевших ведется регулярно и довольно точно. Так что в архивах, наверняка, есть документы с реальными цифрами потерь от эпидемий за данный период. Их учетом занимались органы здравоохранения и ЗАГСы. Однако составители сборника почему-то не озаботились поиском подобных документов. При этом они включили в сборник массу документов, которые содержат лишь косвенные данные.
Та же ситуация и с данными о потерях от голода за первую половину 1933 года. Суммарных статистических данных нет, зато много спецсообщений из разных мест с отрывочными данными. Причем некоторые сообщения специально отобраны, чтоб посильнее воздействовать на эмоции читателя:
«Стан. Должанская. 22 февраля комиссия по оказанию помощи продовольствием, производя обследование, установила, что гр-ка Г. употребила в пищу труп своей умершей сестры. На допросе Г. заявила, что на протяжении месяца она питалась различными отбросами, не имея даже овощей, и употребление в пищу человеческого трупа было вызвано голодом. Г. оказана помощь выдачей хлеба. В той же станице установлено, что гр-н Д., оставшись после смерти отца и матери с малолетними сестрами и братьями, питался мясом умерших от голода братьев и сестер. Оказана помощь выдачей хлеба.
Комиссией, созданной из представителей парткома, сельсовета и колхозов, проведено полное обследование домов и надворных построек. В результате обнаружено в домах 30 трупов, в колодцах - 17 трупов, в сараях - 33 трупа, в различных других местах - 22 трупа. Трупы похоронены. Эта же комиссия выявила по станице около 600 человек голодающих, тяжело больных от истощения»27.
Всё это, конечно, очень трагично. Но какой научной ценностью обладает данный документ? Там перечислены несколько населенных пунктов Краснодарского края, в которых происходили наиболее вопиющие случаи, связанные с голодом. Но общую оценку масштаба таковых документ сделать не позволяет. Итого, найдено 100 трупов. Причина смерти - не ясна. Сколько из них умерло от голода - не понятно. 600 человек голодающих - это при каком общем населении станицы? Такое впечатление, что составители сборника недостаток сводной информации, то есть прямых доказательств, «компенсируют» косвенными данными отрывочного характера, причем с душераздирающими подробностями, дабы воздействовать на эмоции читателя.
Познавательная ценность документа - нулевая, а вот потенциал для воображения деформированным антикоммунизмом сознанием - огромен. Вообще, если говорить о документально подтвержденных смертях от голода за первую половину 1933 года, то по моим подсчетам их получается порядка 5300. Эта сумма получилась путем сложения всех смертей от голода, упомянутых во всех приведенных в сборнике сообщениях за данный период.
Чем, интересно, составители могут обосновать выбор именно спецсводок ОГПУ в качестве документов о масштабе жертв, когда эта организация не занималась статистикой? Впрочем, видать, по недосмотру они включили в сборник один документ, который указывает, в каком направлении надо было искать. Это «Почтотелеграмма секретаря Хлевенского райкома ВКП(б) Центрально-Черноземной области Родионова секретарям ячеек ВКП(б) о предоставлении сведений об умерших. 7 июля 1933 г». В ней, в частности, говорится:
«Райком под Вашу личную ответственность предлагает 10 июля к 10 часам дня вместе с другими сведениями в отдельном пакете доставить сведения по нижеследующей форме:
1. По выборочным данным в ЗАГСе сельсовета, какое количество умерло людей по Вашему сельсовету за время с 1 марта по 1 июля с.г. и отдельно с 1 июля и по 10 июля с.г. Это количество указать в следующем виде: а) по возрасту от 1-го года и до 16 лет; б) с 16 лет и до 50 лет; в) от 50 лет и старше отдельно мужчин и женщин по всем графам.
2. Это количество умерших людей разбейте по вашим данным и наблюдениям, кто умер от голода или просто по болезни, по старости.
Впредь предлагается безоговорочно каждые 5 дней давать сводку, сколько за 5 дней умерло, из них с голоду, с приложением подробной характеристики политического настроения села. Сведения должны быть, как первые, так и вторые, подразделены, сколько колхозников и сколько единоличников»28.
А в следующем документе в таблице приводятся как раз предоставленные райкому данные29.
Как мы видим, в каждом сельсовете был ЗАГС. И если даже не каждый секретарь райкома такие данные запрашивал, то у современных исследователей, наверняка, есть возможность поднять архивы ЗАГСов и выяснить достоверно, сколько же смертей оформлены именно как смерти от голода. Правда, здесь есть один нюанс, о котором пойдет речь ниже. Учитывая, что главный редактор сборника - откровенный антикоммунист и у него явно был прямой умысел найти эти документы и предъявить широкой общественности, почему-то этого не было сделано.
Впрочем, в последнем томе сборника авторы все же разместили целый ряд документов, которые, по всей видимости, должны показать, почему не использовались данные ЗАГСов. В разделе «Демографические потери населения СССР в результате голода» можно найти документы, в том числе, о неудовлетворительной постановке народно-хозяйственного учета.
Так, специальный корреспондент «Правды» М.Е. Кольцов в своем отчете о командировке в Киевскую область сообщает о засорении местных органов учета антисоветскими элементами, плохой систематизации работы и нехватке квалифицированных кадров. К примеру, выясняется, что лишь 10% сельсоветов при регистрации смерти требуют справки от врача. В книгах записей гражданского состояния поэтому встречаются самые нелепые диагнозы.
«Секретарь сельсовета Швец, 18-летний комсомолец. Книгу смертей ведет весьма охотно, записывает в нее и карточки составляет не только по заявлениям, но и по своей инициативе. Графу «причина смерти» заполняет по своему разумению, сам ставя диагнозы и сам изобретая формулировки. Вот несколько его записей: «Закревский. Причина смерти - у дорози» (какой-то дядька рассказал, что Закревский умер на базаре в Крыжополе); «Литвиненко Уоита. Лет 45 (перечеркнуто и исправлено на 55). Причина смерти - старость»; «Горовенко. Причина смерти - беркульоз»; «Рудный. Причина смерти - хворив грибом» (гриппом)».
А в другом селе следующая картина:
«Секретарь сельсовета Шелудченко, видимо, большой скептик, в книге все графы о причинах и обстоятельствах смертей заполняет только одним словом: «невидомо». Младенец ли, старец ли помер - секретарь пишет сплошь «невидомо». В этой обезличенной записи нельзя ничего разобрать. Между тем, карточки из Кашеевки (тоже абсолютно без всяких актов и справок) сыплются в район, оттуда в область и пополняют собой какие-то категории и графы».
А в третьем секретарь и вовсе везде причину смерти писал «с голода».
«На вопрос о пометках «з голоду» он ответил, что «незачем прикрашивать того, что было». Однако «прикрашиванием» занимается сам Малярчук, как я установил, просматривая карточки. «Почему вы всюду пишете “с голоду”, даже за июль и август 1933, когда, как известно, явлений голода у вас уже никаких не было?». Малярчук ничего не ответил, будучи крайне растерян проникновением в отрасль, которую он считал совершенно бесконтрольной»30.
Сообщения о плохой работе ЗАГСов поступали и из других регионов.
«Весьма большой недоучет смертей как по Прочноокопскому сельсовету, так и по всему краю в целом. По Прочноокопскому сельсовету в книгу записей умерших занесено только 657 чел., и это число пошло в районную и областную сводки. Между тем в заведенной сельсоветом по собственному почину алфавитной книге умерших занесено 984 чел»31.
Имеются и документы, позволяющие представить масштаб проблемы. Так, в «Справке заместителя начальника отдела населения и здравоохранения ЦУНХУ Госплана СССР М.В. Курмана о результатах обследования постановки учета естественного движения населения в марте 1934 г» сообщается об обследовании 117 сельсоветов. В 17 из них обнаружена нехватка книг смертей, причем практически все эти районы относятся к наиболее пострадавшим от голода. Так же обращается внимание на низкую квалификацию ответственных лиц, приводятся примеры некорректного оформления причин смерти (примечательно, что обязательного медицинского освидетельствования причин смерти в те годы не было). Причем подсчет злоупотреблений ведется кропотливо.
«В значительном числе сельсоветов отмечается недоучет явлений, главным образом, смертей в 1933 г. Так, по Павлоградскому р. УССР по заявлению самих сельсоветов не учтено 8 чел. Общая цифра учтенных в сельсовете умерших превышает цифры, имеющиеся в районном УНХУ, на 240 чел. По Сватовскому сельсовету по заявлению самого сельсовета обнаружено 8 случаев недоучета. По Кулебовскому в 1934 г. председателем сельсовета было дано задание уполномоченному проверить количество случаев незарегистрированных смертей за 1933 г. В результате этой проверки выявлен недоучет больше 100 чел».32
То есть, в общем-то, подтверждается все то, о чем писал Кольцов. Однако видно, что ведется работа по пересчету, то есть по исправлению всех недочётов.
«По Прочноокопской станице Азово-Черноморского края среди умерших был записан колхозник Бацай. Однако, как выяснило расследование, действительно умершая его жена и трое детей не были зарегистрированы. По-видимому, в данном случае имела место ошибочная запись после заочного сообщения о смерти в семье Бацай, причем это облегчалось еще своеобразной фамилией, не дающей возможности сразу учесть, относилась ли она к мужчине или к женщине».
Как мы видим, комиссия на местах проводит расследования и вносит коррективы.
«Докладная записка члена комиссии советского контроля Н.А. Вознесенского председателю комиссии партийного контроля Л.М. Кагановичу о работе сельских и городских загсов по учету рождений и смертей» тоже сообщает о многочисленных нарушениях и неудовлетворительной работе советских органов учёта населения.
«Опираясь на исключительно плохо поставленный учет естественного прироста населения и не получив сведений от значительного числа ЗАГСовских пунктов (особенно национальных областей), органы ЦУНХУ [Центральное управление народно-хозяйственного учета. - Н.Ф.] для исчисления движения населения прибегают к экстраполяции, т.е. распространению недоброкачественных учетных сведений о рождаемости и смертности на всю область (край, республику). Так, по «отчетным» материалам ЦУНХУ СССР на Украине в 1933 г. умерло 1270 тыс. чел. Эти «отчетные» данные, как указано выше, не заслуживают доверия. Однако УНХУ Украины (начальник сектора Канцелярский) путем экстраполяции «установил», что на Украине умерло 1850 тыс. чел., т.к. УНХУ Украины дополнительно исчислил 0,5 млн чел. умерших»33.
Всего порядка десятка таких документов приведено в сборнике. Стандартный манипулятивный прием - подобрать негатив и подвести читателя к выводу, что данным советских ЗАГСов вообще доверять не стоит. Однако добросовестный в научном плане читатель тут должен другие выводы сделать.
Во-первых, что в деле учета населения, действительно, в те годы были серьезные проблемы. И важен не столько сам этот факт, а то, что власти предпринимали реальные меры, чтоб ситуацию исправить. Как мы видим, по мере обнаружения проблем и нестыковок проводился переучет.
Во-вторых, непонятно, почему авторы сборника не привели документы с данными всех пересчетов, когда видно, что эта работа проводилась.
В-третьих, отсутствие обязательного медицинского освидетельствования причин смерти в те годы означает, что количество смертей от голода НИКАК не заактировано, то есть определение количества умерших именно по этой причине - это задача, которую невозможно решить научным путем. Установить здесь объективную истину не реально. Допустим, можно посмотреть данные по соотношению рождаемости и смертности за тот период. Но превышение показателей по смертности могло иметь своей причиной не только голод, но и разного рода эпидемии. Чуть дальше я проанализирую методы, которыми пользовались буржуазные горе-исследователи, чтоб получить цифры в несколько миллионов умерших от голода.
Вообще, вот этот вопрос о принципиальной невозможности установить объективную истину касательно тех или иных общественных явлений довольно важен. Марксиста он неспособен поставить в тупик. Мы прекрасно понимаем, что таких белых пятен в истории навалом. Однако буржуазная наука, в силу полнейшей философской безграмотности, невозможность что-либо установить наверняка компенсирует публикаций громадного количества версий и откровенных выдумок. Вот нет документов по умершим от голода - будут пытаться зайти через демографию или просто заявят, дескать, раз ели людей, то умерли непременно миллионы. Это попытка заменить истину суррогатом.
Мы же (по крайней мере, до тех пор, пока не будут эксгумированы и проанализированы на причины смерти все умершие в тот период, и пока не будет доказано, что умерли именно миллионы и именно от голода) ответим дипломированным лакеям буржуазии с научными званиями и монографиями, что вы, господа, не предоставили никому исчерпывающих фактов, доказательств, а, раз так, то позвольте на слово вам не верить. Тем более, что ваша «научная порядочность», тоже, не является точно установленным фактом. Скорее, наоборот.
Итак, что за источники предоставила обществу редколлегия сборника и как она их скомпоновала, - это мы выяснили. Очевидно, что для выяснения причин голода в СССР в начале 1930-х годов их явно недостаточно. Зато достаточно для иллюстрирования официальной, оплаченной буржуазной версии о нескольких миллионах погибших.
Продолжение следует…
1. Первую часть статьи Н. Федотова «Антинаучная методология либерализма. Доклад «о культе личности и его последствиях»: ложь мирового масштаба» читайте в «Прорыве» №1 (47) 2016.
2. http://lib.ru/PROZA/SOLZHENICYN/gulag.txt
3. http://wiki.istmat.info/миф:массовая_сдача_в_плен.
4. Здесь и далее цитируется по материалам сайта «Исторические материалы». Голод в СССР 1929-1934.
22. Государственная Дума Федерального Собрания Российской Федерации пятого созыва. Заявление от 2 апреля 2008 года «Памяти жертв голода 30-х годов на территории СССР».
