Советская власть и РПЦ
в годы Великой Отечественной войны
- было ли коренное изменение политики?
Часть II
В прошлом номере нашего журнала мы начали печатать статью А. Лбова «Советская власть и РПЦ в годы Великой Отечественной войны - было ли коренное изменение политики?», сегодня мы предлагаем вам вторую часть.
Как открывали церкви
Постоянное приведение в современной литературе статистики по открытию церквей в качестве аргумента изменения религиозной политики СССР уже давно стало неоспариваемой нормой, несмотря на то, что динамика количества церквей отнюдь не обязательно кореллирует с динамикой остальных религиозных мероприятий. Например, динамика закрытия церквей начиная с 1935 года претерпела существенные изменения - если в 1934 году около 86% заявлений о закрытии церкви было удовлетворено, в 1935-87%, то в «страшном» 1937- только 76%. То есть закрытие церквей шло на спад, в то время как в 1936-37 к уголовной ответственности было привлечено 84 архиерея, а к 1939 году на свободе осталось 2 митрополита и 2 архиерея.
По данным комиссии Красикова (Комиссия по культовым вопросам при Президиуме ЦИК СССР) в СССР к 1936 г. насчитывалось 42392 культового здания. Из них состояло на регистрации - 30862 здания, однако лишь 20908 зданий из этого числа были действующими, а еще 9954, хотя и числились зарегистрированными, но были изъяты у верующих в административном порядке и не действовали или же закрылись за другими причинами (например, за отсутствием верующих). 1. Иными словами, за почти 20 лет Советской власти количество церковных зданий сократилось лишь вдвое, причем физически они почти не пострадали 2 , но современную литературу по этому вопросу читать просто смешно, потому что современными реакционерами - будь то буржуазные историки или клерикальные кликуши, наверчено огромное количество самой противоречивой информации. Например, Волокитина Т.В., несмотря на огромную литературу по этому поводу и не вызывающие ни у кого сомнений статистические данные, говоря о конце 30-х гг., ничтоже сумняшеся утверждает:
«На огромной территории СССР насчитывалось не более 100 православных храмов.» 3 Что не мешает этой «ученой даме» буквально на два абзаца ниже приводить другую цифру по нескольким регионам: «Присоединение к СССР в сентябре 1939 и летом 1940 г. Западной Украины, Западной Белоруссии, Прибалтики, Бессарабии и Северной Буковины, в результате которого общее количество действующих православных храмов увеличилось на 3350».
Так и вспоминается сцена из советской комедии: «Есть ли жизнь на Марсе, нет ли жизни на Марсе - науке это неизвестно…»
Церковная среда, кстати, сама далеко не однородна во мнении, что политика СССР относительно церкви претерпела существенные изменения во время войны. Например, игумен Дамаскин (Орловский) пишет:
«Однако ни начало войны, ни поражения первых месяцев, ни оставление обширных территорий врагу нисколько не повлияли на враждебное отношение Советского правительства к РПЦ и не побудили прекратить гонение.» Он также не считает, что и в послевоенные годы это отношение изменилось: «В послевоенные годы храмы продолжали закрываться, хотя число арестов и смертных приговоров в отношении священнослужителей сократилось.» 4
И, кстати, как ни странно, церковная версия событий весьма недалека от истины. Советское руководство, в отличие от навязываемых патриотами представлений о «православности» Сталина и большевиков, существенно позиций в церковном вопросе не меняло, и тем более не инициировало открытия церквей. По вопросу об открытии церквей существовало негласное указание с открытием церквей оттягивать и открывать их только в крайнем случае, только под исключительным давлением. При этом вопрос об открытии должен был пройти множество согласований и проверок. Сначала исполкомы должны были показать, являются ли заявления заявлениями от групп или от отдельных лиц, затем делалось заключение о состоянии здания и о причинах закрытия в прошлом, а также о количестве действующих церквей, их территориальная расположенность (бумага шла через несколько местных инстанций - архитектурный, промышленный надзор, архив, отдел внутренних дел), затем все отправлялось в Совет по делам РПЦ в Москву для заключения, при одобрении местными и центральными инстанциями начинается процедура регистрации религиозного общества на местах, причем в тех районах, где есть епископы, заявление дополнительно согласовывается с епископом 5 . Иными словами, процедура регистрации наоборот, запутывала и усложняла реальные возможности по открытию церквей, заматывала в бюрократических процедурах, вводила жесткий ценз на открытие церквей - только там, где церковники и верующие могли реально надавить на местные и центральные исполнительные органы массовостью, эта процедура могла быть выполнена до конца - факт подачи заявления не свидетельствовал об автоматическом открытии церкви.
Практически все историки единодушны в том, что открытие церквей было не столь уж и легким процессом:
«Крайне сложной и громоздкой была процедура открытия церквей. Ходатайства верующих и священнослужителей с просьбами об открытии культовых учреждений, о разрешении проводить церковные ритуалы и обряды часто не преодолевали бюрократические барьеры. Ходатайства принимались к рассмотрению органами власти после тщательной проверки. Сроки подготовительно-проверочной работы администрации не определялись законодательно. Приняв дело к рассмотрению, органы власти имели широкие возможности официально отказать просителям. Причины отказа могли быть многообразны. Положительно решалось не более 20% требований.» 6
Документы подтверждают это, и 20% это даже очень лестная для церковников цифра. В справке по отчетам уполномоченных Совета по делам РПЦ об открытии церквей за 2-й квартал 1946 года мы можем найти данные о рассмотрении таких заявлений.
Так, например, в Курской области из 22 принятых заявлений было удовлетворено только 3, 2 отклонено, 6 снято с рассмотрения, а 10 остались к производству на следующий квартал (то есть, часть заявлений отклонялась по сути, явочным порядком, путем создания волокиты). В Московской области ситуация была еще более неблагоприятной для церковников: «Тов. Трушин сообщает, что основной поток заявлений - жалобы на реше-ния Мособлисполкома и Мосгорисполкома об отклонении ходатайств в 1944-1945 гг.
По отказанным ходатайствам поступило 84 заявления, в которых верую-щие требуют открыть 64 церкви.
Всего за квартал по вопросам открытия церквей принято 517 человек. Большинство посещающих ходатайствует об открытии церквей, по которым жалобы пересмотрены и оставлены без удовлетворения.» 7 Причем в документе указано, что даже настойчивые и агрессивные требования имели место, но московский и областной исполкомы были непреклонны.
Вообще, высокая доля повторных заявлений в общей статистике - свидетельство того, что и в годы войны получить разрешение на открытие церкви было не так-то просто. Из 44 заявлений, поданный в Кировской области во 2-м квартале 1946 года 35 - повторные, и только 9-первичные, причем, что важно - как говорится в документе -
«..Большинство из 35 поданных повторных заявлений является по существу не повторными, а систематически ежеквартально возобновляемыми ходатайст-вами по тем церквам, по которым уже были вынесены решения об отказе.» 8
«Эти данные показывают, что власти на местах заняли в большинстве случаев позицию игнорирования просьб верующих. В Марийской АССР, в Пензенской, Саратовской, Тамбовской и Тульской областях почти все обращения верующих отклонялись.» 9
Вопрос о том, были ли заявления «гласом народа» или это была организованная клиром атака - неоднозначен. Прежде всего, надо посмотреть социально-возрастной состав заявителей. В статистике Совета по делам РПЦ отражались и эти данные, много говорящие о степени распространенности среди населения религиозных воззрений. Среди заявителей, кроме инвалидов, колхозников и групп женщин, большую долю составляли старосты церковных общин, бывшие церковники, а также бывшие кулаки из числа нераскулаченных, в основном пожилые люди. Например, уполномоченный по Молотовской области пишет: «Увеличение верующих в основном идет за счет престарелых, … и особенно сельского населения всех возрастов» 10
Разумеется, заставить группу престарелых и малограмотных крестьян выступать от имени советского народа - это настоящее оскорбление народа. А потому зюганоиды, распространяясь о православности народа в ВОВ, клевещут не только на партию, которая якобы «вернулась» к «религиозной духовности», но и на советский народ-победитель, который выставляют сборищем полоумных и престарелых инвалидов, обивающем пороги в просьбах открыть церковь.
Но даже и такие «массы» далеко не всегда шли за церковниками - попы и низший клир вынуждены были во множестве случаев сами действовать, не питая надежд на паству. Участие бывших церковников и старост в ходатайствах говорит, что простые верующие были скорее прикрытием клира, озабоченного тем, чтобы в короткие сроки, пользуясь временным психологическим состоянием населения и связанными с ним уступками, открыть как можно больше церквей. Из 790 посещений уполномоченного Совета по делам РПЦ в Рязанской области 590 падает на представителей исполорганов действующих церквей и религиозных общин. То есть, собственно «народных ходоков» было не более 25%, а остальное было инициировано церковниками. 11 Причем во многих случаях причиной такой активности порой было не столько религиозное рвение, сколько материальные причины:
«Отмечен факт, когда псаломщик по фамилии Батрак в селе Павловка этого района проводил агитацию в возбуждении ходатайства об открытии церкви. В беседе с ним выяснилось, что он когда-то проживал в с. Павловка, для обеспечения своей старости желал, чтобы в указанном селе была открыта церковь, где бы он мог хорошо жить».
Выдавать активность церковников по обеспечению себе хорошей жизни за «религиозный энтузиазм масс» РПЦ сегодня особо не стесняется - кто там помнит, что было 60 лет назад? Может, и не было стяжателя-псаломщика, а был «народный глас»?
Материальная подоплека выражалась настолько ясно, что в сообщениях уполномоченных Совета по делам РПЦ можно встретить такие наблюдения:
«В числе инициаторов иногда выступают бывшие церковники (старосты, певчие) и бывшие деревенские заправилы в том случае, если они не подвер-гались раскулачиванию (раскулаченные не выступают).
И тогда, когда ходатайство об открытии церкви удовлетворено, обычно их выбирают в церковный совет как ходатайствовавших. Такая категория людей, когда оказывается избранной, старается создать из этого личные материаль-ные выгоды, организуют в общине своих сторонников, не признают настояте-ля церкви председателем церковного совета, стараются превратить церковь в доходное для себя предприятие.» 12
Церковники в погоне за церковными зданиями проявляли не просто упорство и настойчивость, но и наглость, граничащую с абсурдом. Курьезно смотрится факт, приведенный уполномоченным по Калининской области что: «Особенно резко высказываются недовольства по отказам в открытии таких церквей, которые не закрывались решениями органов Советской власти, а прекратили свою деятельность механически, сохранили облик церквей, а также культовое имущество и оборудование. Таких церквей в Калининской области 97.» Иными словами, верующие требовали открыть те церкви, которые сами добровольно отказывались посещать в мирное время! Это, кроме нахальства церковников прямо говорит еще и о временности и спонтанности военного и послевоенного религиозного всплеска в обществе, неглубокой религиозности населения и подтверждает убеждение советского руководства, что она вызвана психологической нагрузкой в военное время.
Важным моментом для понимания причин активности церковников в деле открытия церквей является сообщение из Чувашской АССР: «Подача заявлений об открытии церкви может быть вызвана тем, что местные органы власти выносят решения передать пустующие здания церкви какому-либо учреждению или организации для хозяйственных целей» 13 . То есть тут уже видна прямая материальная заинтересованность церкви в инициировании подобных ходатайств - в значительном количестве случаев это были попытки захватить пустующие здания в условиях послевоенной разрухи, чтобы исключить их хозяйственное использование, и подача таких заявлений ничего не говорит о действительной необходимости в церквях. Это была просто попытка законсервировать церковные здания на будущее. В Полоцкой области церковники настолько обнаглели, что вообще было подано заявление, содержащее не только просьбу открыть церковь, но и выделить для ее восстановления государственные средства. Разумеется, первой реакцией местного уполномоченного на такое хамство был немедленный отказ. А представитель высшей инстанции, учитывая то, что подобных заявлений за квартал было в области подано только 2, наложил показательную резолюцию: «Строить разрешить, но не за счет государства - Карпов»
Надо заметить, что очень интересно территориальное распределение потока заявлений на открытие церквей - из документов видно, что основной поток шел либо с бывших оккупированных областей, либо с близких к фронту. Например, в Омской области, где вроде бы общая религиозность населения должна бы быть и выше, чем в Москве, подано с 1943 по 1946 год заявлений только из 15 районов из 37, в Красноярском крае - всего10 заявлений за полгода 1946 г., из них вторичное - только одно, в то время как в Воронежской области в производстве было 66 заявлений, в Московской - 84, в Грузинской - 72, в Калининской области, практически полностью разрушенной войной, вообще в этом полугодии наблюдался бум. 14 Это характеризует целый комплекс влияний - фашистской пропаганды, активизации церковников, объективной слабости местной власти, которая всю войну была более озабочена вопросами обеспечения военных действий, личными особенностями клира, уполномоченных, местной власти, а также естественное территориально-историческое расселение верующих.
Таким образом, из приведенных данных можно сделать вывод, что открытие церквей никоим образом не было политикой государства, это был результат сильнейшего давления церкви (через верующих и непосредственно), перед лицом которого государство делало некоторые уступки, но, тем не менее, активно противодействовало процессу увеличения количества действующих культовых центров.
Реальные успехи были весьма скромными. В таблице 15 показано, что в реальности количество церквей за войну и послевоенный период увеличилось менее чем в полтора раза, в некоторых республиках было, наоборот, закрытие церквей.
Очень показательна общая динамика: с 1936 года из 20 тысяч церквей к началу войны осталось действующими менее 10 тысяч, сократившись вдвое, а после всех восхваляемых церковниками и патриотами «православных мероприятий» количество церквей так и не достигло даже уровня 1936 года (не говоря о дореволюционных 50 тысячах 16). Тактика Советской власти сработала - церковь осталась практически на тех же бобах, но зато вместо контрреволюционных настроений в состоянии неописуемого восторга.
Активизация церковников - одна из причин религиозного всплеска
В настоящее время в СМИ и в «исторической» литературе очень много встречается пропагандистских утверждений о высокой общей религиозности населения, которая «стихийно» проявилась как некое национальное качество, что народ-де «был и остался православным». Патриоты и тут упорно пытаются выдать осознанную и целенаправленную деятельность религиозных организаций за «глас народа», совершенно игнорируя тот факт, что дыма без огня никогда не бывает.
Читаем записку управления по проверке партийных органов «Об усилении деятельности представителей религиозных культов» от 2 августа 1946 года 17 :
«Община русской православной церкви в Алма-Атинском районе Казахской ССР, получив в свое распоряжение в конце декабря прошлого года здание дома культуры, широко развернула работу среди населения; если в начале 1946 года эта община насчитывала в своих рядах около 600 человек, то к концу первого квартала она объединила уже до 1500 человек верующих.»
Эти данные показывают, что община проявила недюжинную, прямо-таки героическую активность в религиозной пропаганде, увеличив свой состав втрое, тем более захватив в свое пользование здание дома культуры. Разумеется, это имело и прямую материальную подоплеку - «Священник Шляпкин в Джамбулском районе, совершая религиозные обряды во многих селах, за короткое время скопил крупную сумму денег и купил в г. Алма-Ата за 15 тыс. рублей дом для своих дочерей.»
Уполномоченный по Киргизской СССР на основании данных замечает, что высокая религиозность наблюдается в тех местах, где есть зарегистрированный приход, это и неудивительно - там, где церкви удалось легально организоваться, там ее воздействие гораздо сильнее, а, соответственно, и сильнее эффект. Если бы миф об изначальной религиозности народа был справедлив, то особой разницы в количестве верующих не наблюдалось бы, а, наоборот, наблюдалась бы территориальная однородность их распределения.
Одним из показателей активности церковников является проведение несанкционированных служб, «гастролирование» священников и совершение служб незарегистрированными лицами.
В смысле гастролирования показательны сведения уполномоченного Псковской области из вышецитированной сводки:
«Гастролирование священников по приходам, где временно отсутствует священник, принимает массовый характер. Это объясняется тем, что в связи с уменьшением доходов от основного прихода узнают, где накопилось много треб, едут, исполняют и от этого имеют дополнительный доход, который не указывают в своих декларациях для обложения.
Так, например, настоятель Любятской церкви Псковского района Богданов в конце июня ездил в Новосельский район, где нет ни одной церкви, пробыл там 5 дней, за это время крестил около 100 ребят, провел 20-25 заоч-ных отпеваний и две свадьбы. На мой вопрос, берет ли он разрешение на ис-полнение треб, Богданов показал мне заявление на имя предсельсовета, пос-ледний ему дал разрешение» 18
Церковники никогда, ни в 40-е, ни сейчас не упускали возможности приработка, в том числе и «левого».
И что интересно - мотивация в данном случае вполне земная, а само гастролирование - не вполне легально. Нетрудно представить, сколько своих «гастролей» священникам удавалось скрывать от Советской власти - очевидно, что из-за нелегальности такой деятельности и финансовой заинтересованности клира (не говоря уже о религиозной составляющей) только малая толика таких служб отслеживалась советскими органами и попадала в сводки. Из цитированного документа ясно, что гастролирование священника Богданова, например, попало в сводку только потому, что тот писал заявление на имя сельсовета и попался проверяющему на глаза. Вполне возможен и такой вариант, что священник Богданов попросту в наглую вел свою деятельность, полагая, что в тяжелое время Советская власть не будет с ним связываться. Терпеливое и подчеркнуто-корректное отношение советской администрации к клиру вызывало и не могло не вызвать среди священников чувство собственной значимости:
«В отдельных случаях активизация церковников выражается в том, что они предъявляют ультимативные требования органам советской власти. Например, в Кизлярский горисполком Грозненской области явился один священник и заявил: «Все вы получаете промтоварные талоны и карточки, мы тоже люди умственного труда. Я требую, чтобы священника, дьякона и псаломщика взяли на промтоварное и продовольственное снабжение» 19 .
Но не только священники активизировались под сурдинку военных действий. Остальная часть низшего клира и церковного старостата не отставала от них, в частности, в Калининградской области:
«В некоторых районах, особенно где нет близкодействующих цер-квей, отмечается своеобразные случаи удовлетворения религиозных потреб-ностей, например, около с. Оковцы Кировского р-на имеется ключ. Когда действовала церковь села Оковцы, то на этом ключе устраивались молебны, ключ и до настоящего времени верующими считается «святым». Несколько раз в год население собирается около ключа и под руководством религиозно на-строенных стариков устраивает молебны.»
«В домах гор. Осташкова систематически собираются группы верующих, под руководством быв. монашек или религиозных стариков устраивают церковные службы. От верующих города поступают настоятельные просьбы об открытии церкви.
В гор. Кимры инвалид, слепой Колганов часто выходит к местам скопле-ния населения и поет различные церковные пения. Верующие подают ему большие суммы денег с просьбами сходить в действующую церковь помянуть умерших или погибших на фронте их родных и поставить свечку к иконе того или иного святого. Колганов усиленно проводит среди населения работу за открытие церкви в гор. Кимры». 20
Причем церковь зачастую пользовалась этой «инициативой верующих низов» на полную катушку и не особо скрывая. Например, в Новосибирской области церковь очень удобно пряталась за юридическую неграмотность верующих низов - организовывала нелегальные службы, а на претензии советской власти оправдывались незнанием процедур легализации:
«В ряде районов области незарегистрированные священники, псаломщики, быв. певчие в церковном хоре или просто знающие церковную службу и церковнославянский язык, проводят богослужения, совершают требы в г.г. Татарске, Купино, в раб. пос. Нарасун, в гор. Тогучин - собираются на общую молитву в жилых домах, считая, что это можно без регистрации и подачи заявления» 21
Хочется обратить внимание, что практически во всех случаях нелегальных богослужений присутствуют священники - либо незарегистрированные (вообще не поставленные на учет советскими органами), либо без приходов (зарегистрированные, но не имеющие прихода), либо действующие. То есть священники, которые находились под юрисдикцией РПЦ. При этом церковь не только не наказывала священников за такие нарушения, что, по идее, должна сделать любая лояльная и законопослушная организация, но даже поощряла и использовала гастролирование для открытия новых церквей. В Рязанской области даже пришлось открывать ряд церквей там, где этой «нелегальщине» удалось укорениться:
«Случаи совершения богослужения в частных домах незарегистриро-ванны-ми священниками, монашками и другими лицами имеют место, но за послед-нее время заметно сократились, потому что, во-первых, некоторые священни-ки, долгое время служившие нелегально, назначены архиереем в действующие церкви; во-вторых, ряд райисполкомов провели некоторую работу по очистке своих районов от нелегального богослужения; в-третьих, придется открыть церкви в некоторых населенных пунктах, в которых долгое время было нелегальное богослужение, или где-то поблизости от них, с тем, чтобы окончательно ликвидировать нелегальщину, весьма крепко вросшую местами в сознание верующего населения» 22.
По Чкаловской области насаждение молельных домов и исполнение обрядов незарегистрированными лицами власти прямо увязывали с деятельностью архиепископа:
«Во многих селах (Ново-Покровском, Кваркенском, Сороченском, Бузулукском, Секретарском, Шарлынском и др. районов) неофициально функци-онируют мол. дома, во главе которых стоят люди из среды самих верующих, малограмотные, не имеющие никакого священного сана.
В деле неофициального насаждения мол. домов по области, большую роль сыграл архиепископ Чкаловской епархии (Лемешевский В.В)» 23 .
Вряд ли может служить в таких случаях оправданием то, что далеко не всех верующих церковь могла контролировать, хотя антисоветские настроения верующих и клира доходили и до отрицания «большевистской церкви»:
«В деревне Коршунове Оханского р-на прож. монахиня мать Серафима, которая собирала у себя в квартире верующих и совершала богослужение и отправление треб, она же имела разговор среди верующих, что Синодальная церковь и священники ... все это не настоящее, организовано советской властью. Ходите ко мне для удовлетворения души и слушать молитву Христову. В рабочем поселке Павловск Очерского р-на монахини также собирали у себя верующих для моления и занимались клеветой по отношению к функционирующим церквам и духовенству, что открытые церкви - советские, священники - проходимцы, а не настоящие пастыри» 24
Советские и партийные органы великолепно сознавали всю контрреволюционную опасность от активизации церковников. Например, в письме А.А.Жданову от руководителей отдела агитации и пропаганды ЦК Г.Ф.Александрова и П.Н.Федосеева сообщались тревожные факты активного использования религиозной пропаганды контрреволюционными силами в стране:
«церковники наряду с деятельностью патриотической развертывают среди населения и деятельность реакционную. Используя трудности войны, страдания и жертвы, принесенные войной народу, церковники пытаются расширить влияние религии в массах, укрепить позиции церкви, увеличить число верующих. Церковники и сектанты проповедуют, что «Родина и церковь, православие и патриотизм едины», «судьбы народов от господа устроятся», что «силен только тот народ, который крепко держится за веру» и т.д. и т.п. Учитывая страстное жела-ние народа добиться скорейшего окончания войны, церковники настойчиво внушают верующим, что важнейшим средством для этого являются молитвы, посещения церквей, выполнение религиозных обрядов, вера в бога, воспита-ние в религиозном духе молодежи… в селе Николо-Азяси Пензенской об-ласти 30 мая некая Колчина, в прошлом привлекавшаяся к ответственности за контрреволюционную работу, организовала шествие женщин в количестве, примерно, 100 чел. Женщины шли с иконами, из толпы раздавались крики: «Долой колхозы и совхозы, пусть все будут единоличниками» 25
В том же документе крайне любопытен анализ контрреволюционного воздействия церкви на массы, в частности, контакты с церковью клерикалы активно пытались изобразить, ни много ни мало, как поддержку (!) религии со стороны государства. Слухи, распускаемые церковниками в годы войны, также как и плоды бурной фантазии самих верующих, как можно видеть из приводимых ниже фактов, и послужили источниковой базой для всех современных публикаций о «верующем Сталине»:
«Одним из примеров антисоветской деятельности поповщины является распространение среди населения всевозможных ложных слухов об отношении советского государства к религии. Так, например, в связи с назначением митрополита Николая членом Государственной комиссии по расследованию злодеяний фашистов были пущены слухи, что «Советская власть возвращается к старым порядкам, ибо и раньше государственными делами совместно с царем правили митрополиты». Открытие церквей сопровождается разговорами о том, что это результат давления союзников. Приветствия товарищу Сталину со стороны духовенства и ответы на эти приветствия истолковывались как отказ партии и правительства от прежней линии в религиозном вопросе. Так, в Вешняковской церкви Ухтомского района верующие утверждали, что «через год в школах будет введено обучение закону божьему, будут восстановлены церковно-приходские школы, будет разрешен колокольный звон и освобождены все арестованные священники».
Эти и подобные вражеские разговоры пускаются в оборот поповщиной с заранее рассчитанными намерениями - дискредитировать в глазах населения политику партии и советской власти в религиозном вопросе, внушить трудящимся массам мысль, что советская власть и коммунистическая партия «ошиблись» в своем отрицательном отношении к религии и сейчас отказываются от своих прежних взглядов и переходят к политике поддержки религии и церкви.» 26
Как мы видим, зюгановская песня про «партия и православие едины» есть перепев старой контрреволюционной песни, и даже страшно подумать, какие мозоли мог бы заработать Геннадий Андреевич Зюганов на рудниках Колымы, пропагандируя «народно-патриотическую» идеологию в те далекие времена.
Неправильная политика местных органов власти по отношению к церкви
Еще со времен Ленина в партии было весьма туго с марксистской теорией среди низового состава партии, и низшего звена руководящих работников тоже. Несмотря на все усилия по подтягиванию марксистского уровня основной массы партийцев, все равно невежество и недопонимание, низкий общий образовательный уровень партии все равно был питательной почвой для искренних заблуждений, двурушничества, хвостизма, мелкобуржуазности и откровенного вредительства.
Война, нанесшая существенный численный урон партии (в боях погибла почти половина довоенных кадров), нанесла ей еще больший качественный урон. Воспитание коммуниста - вопрос не одного только кандидатского стажа, это огромная серьезная воспитательная работа, которая растягивается на годы, а потому качественный урон ВКП(б) за годы войны (и, как показала практика, и позже тоже) компенсировать не смогла. Выросши за годы войны количественно, партия напринимала в свои ряды значительное количество людей, совершенно не соответствовавших довоенным нормам и принципам. От будущего партийца требовалась только несколько большая, чем у остальных, лояльность к советскому государству и мужество и героизм в защите его (или же упорный труд на благо победы над врагом в тылу). Теоретическая работа с кандидатами была поверхностной, а в значительном количестве случаев вообще не велась. Разрекламированные пропагандой заявления «если я погибну, прошу считать меня коммунистом» ничего не говорили о том, дорос ли человек объективно до того, чтобы быть членом коммунистической партии. Не говоря уже о том, что многие из таких партийцев вступали в партию из «патриотических», т.е. практически националистических мотивов - постольку, поскольку в партию принимали за героизм, членство в ней было для многих патриотов своеобразной «медалью за отвагу», а вовсе не отражением действительно коммунистического сознания.
В СССР, надо сказать, всегда был кадровый голод, и особенно в руководящих работниках. Война этот голод только усугубила - нарушила не только систему отбора в партию и подготовки коммунистов, но и сложившийся административный и партийный аппарат. Значительное количество коммунистов было мобилизовано на фронт, а на их место пришли другие, и далеко не всегда самые лучшие. Уже с конца 1941 года с фронта пошел сначала относительно небольшой поток демобилизованных по ранениям партийных кадров, и ими начали активно заменять тыловые кадры, чтобы высвободить максимум годных к военной службе партийцев, причем их теоретическую подготовку для такой работы рассматривали чуть ли не в последнюю очередь - основным фактором была все-таки дисциплинированность и лояльность. Да и вообще смягчились требования к партийным работникам, даже к тем, кто оставался в тылу. Чем дальше шли бои, тем большие потери несла партия на фронте, тем большие кадровые ресурсы вымывались из тыла на фронт, и тем более значительной в наиболее массовом по численности руководстве на местах становилась доля наспех принятых на фронте и в тылах коммунистов. После войны этот поток хлынул валом, и большом количестве областей (особенно бывших оккупированными) в местном руководстве доля коммунистов с довоенным стажем была крайне низка. Уровень подготовки этих кадров мы можем оценить по уровню подготовки наших партийных ветеранов ВОВ - к сожалению, только единицы из них соответствуют современным требованиям теоретического уровня коммунистов. И это лучшие, нельзя забывать о тех ветеранах, которые массово состоят в КПРФ, не говоря уже о тех, которые вообще отказались от своего коммунистического прошлого.
Таким образом, несмотря на всю дисциплинированность, местные партийные и советские кадры были практически обречены на ошибки и заблуждения, даже, несмотря на достаточно подробный и жесткий инструктаж из областных центров. Руководители на местах неверно понимали не только политику партии в целом относительно религии, но даже не могли осмыслить инструкции по тактике работы с религиозными культами и верующими, делая элементарно административные ошибки.
Летом 1946 года многочисленные факты неправильной политики партийного руководства в отношении религиозных культов были собраны в любопытнейшем документе - сводке оргинструкторского отдела ЦК ВКП(б) «О фактах неправильного отношения к лужителям культа». 27 В нем констатировалось, что «Из материалов недавно прошедших пленумов обкомов партии видно, что в ряде районов усиливают свою деятельность церковники. В то же время некоторые руководящие партийные и советские работники на местах - в районах и сельсоветах - неправильно строят свои взаимоотношения со служителями религиозных культов и тем самым способствуют распространению религиозных настроений среди населения.»
Из цитируемых в этой статье и в других доступных нам документах основные ошибки можно разделить на следующие категории. Первая основная и постоянно встречающаяся ошибка - это возведение частных и временных уступок в принцип. Многие работники уступку по легализации церкви и религиозных культов, маневр с целью облегчить выполнение более общей задачи - разгром фашизма, восприняли как коренное изменение политики партии, не понимая, что вне зависимости от смены тактики партия не только не отказывается от принципиальной борьбы с религией, но, наоборот, жестко ограничивает свою тактическую уступку противодействием попыткам противника расширить ее рамки. Любая уступка остается уступкой до тех пор, пока она осознается как уступка и осознаются рамки, где кончается уступка и начинается предательство. Разумеется, для такого осознания необходимо и образование, и политическая подготовка, а откуда их было взять вчерашним фронтовикам?
Например, относительное смягчение режима ряд работников церкви воспринял как уравнивание церкви с партией в правах на массовую пропаганду. Так, например, в документах сообщается о случаях в Ростовской области:
«В селе Круглое Азовского района на митинге в день Победы предоставили слово священнику. В Займо-Обрывском сельсовете предсельсовета после митинга заявил: «Теперь граждане все идите в храм и помолитесь богу». В г. Каменске на торжественное заседание в день Победы был приглашен священник.»
По Брестской области были вообще факты, показывавшие полное отступление местных партийных работников перед религией:
«Во время проведения митингов трудящихся, посвященных Дню Победы, предоставляли и пытались предоставлять политическую трибуну для выступления представителям духовенства. На митинге в районном центре Высоковского района, где присутствовало до 3 тысяч человек, дали выступить благочинному. Руководители района считают, что его выступление было интересным, так как он в своей речи обратился к участникам митинга не как к верующим, а как к гражданам, не упомянув о боге ни единым словом.
Заведующий отделом пропаганды и агитации Дивинского райкома партии т. Якуш в День Победы позвонил по телефону в Оссовский сельский совет и спросил, отслужили ли в деревнях молебны по случаю одержанной победы советским народом над фашистской Германией. Но так как там не оказалось попа, то он распорядился, чтобы завтра прислали лошадь в Дивин за священником, который отслужит молебен. Председатель сельского совета так и сде-лал, думая, что так надо. Когда псаломщик отказался ехать, поп ему заявил: «Лошадь прислал сельский совет по распоряжению райкома партии, и если не поедешь, то будешь отвечать по закону перед советской властью и партией».»
Второй фактор, определявший неправильную политику местных органов - это хвостизм, то есть неспособность отстаивать партийную линию, следование в хвосте у массовых настроений по принципу «куда народ - туда и я». Многие малообразованные руководящие работники воспринимали свое руководство как «служение народу», а это служение понимали как выполнение всего, чего народ ни пожелает, тем более, что следовать за толпой гораздо легче, чем вести ее за собой. И нет ничего удивительного, что эти люди шли по пути наименьшего сопротивления.
Разумеется, партийно-государственный аппарат, как любой аппарат, был в определенной мере подвержен коррупции - всплеск рыночной стихии в войну, кадровый голод и тяжелые условия хозяйствований приводили к тому, что местные работники в некоторой части просто разлагались. Например,
«В январе 1945 года служитель религиозного культа Березовской церкви поп Трунин Борис устроил праздник, на который съехались до 10 чел. попов. На этот же бал в качестве гостей были приглашены районные работники: бывший нач[альник] РО НКГБ капитан госбезопасности Дрожжин, его замес-титель капитан госбезопасности Киселев, нач[альник] РО НКВД капитан гос-безопасности Морозов, райпрокурор Ермолаев и райвоенком майор Зайко. Гулянье проходило «в весьма дружественной обстановке», как говорит капитан Киселев, «выпивки и закуски было по потребности», а через несколько дней из числа этой веселой кампании Брестское управление НКГБ попа Трунина арестовало» 28
Слабая постановка агитационно-пропагандистской антирелигиозной работы - непосредственный результат марксистского невежества, также был сильнейшим фактором ошибок во взаимодействии с религией, потому что такая работа была одним из немногих факторов, который позволял выбить у религии основной козырь - религиозное сознание масс, ослабить влияние религии и уменьшить массовость религии.
Вообще, ситуация с агитационно-пропагандистской работой в СССР с началом войны резко ухудшилась.
Например, начальник управления агитации и пропаганды ЦК так охарактеризовал обстановку в военное время:
«Однако, в постановке пропагандистской работы имеются крупные недостатки. Одним из основных недостатков в организации пропаганды во время войны является ослабление внимания партийных организаций к самостоятельной работе кадров по изучению марксизма-ленинизма. В целом ряде областей число товарищей, самостоятельно изучающих историю, резко сократилось. Ослаблен, а в ряде случаев совершенно отсутствует контроль партийных организаций за теоретическим и политическим самообразованием коммунистов.
За последнее время печать ослабила внимание к вопросам пропаганды марксистско-ленинской теории. В газетах и теоретических журналах почти полностью прекратилось печатание статей, лекций и консультаций по исто-рии и теории партии. Отделы пропаганды в газетах фактически прекратили свое существование. Журналы «Большевик» и «Пропагандист» также ослаби-ли свою работу в деле оказания помощи, самостоятельно изучающим мар-ксизм-ленинизм. Существующие теоретические журналы («Под знаменем марксизма», «Исторический журнал», «Мировое хозяйство и мировая полити-ка» и др.) не сумели перестроить свою работу таким образом, чтобы обеспе-чить на своих страницах «постановку актуальных теоретических вопросов, обобщение опыта социалистического строительства, обслуживание теорети-ческих запросов наших кадров, разработку новых теоретических проблем и творческую дискуссию по вопросам теории». Для работы теоретических журналов продолжает оставаться характерным отставание от жизни, неумение ставить новые вопросы, обобщать опыт борьбы советского народа против гитлеровской Германии. Теоретические журналы не оказывают необходимой помощи кадрам в их теоретическом и политическом самообразовании. За последние три года сократилось издание произведений Маркса, Энгельса, Ленина. Недостаточно было издано за время войны «Краткого курса истории ВКП(б)» (книга издана тиражом лишь 250 тыс. экз.). Госполитиздат почти прекратил издание брошюр и лекций в помощь изучающим теорию и историю ВКП(б). Во время войны резко сократилось количество лекций и консульта-ций по вопросам истории ВКП(б), философии, политической экономии.» 29
Ситуация была нерадостной и в ВУЗах - на войну ушли многие преподаватели, а некоторая терпимость в вопросах политики вызвала негативные явления и в преподавательском составе:
«По всем кафедрам общественных наук ощущается большой недостаток преподавательских кадров»…
«За время войны ослабло внимание к преподаванию общественных наук в вузах со стороны отделов пропаганды обкомов, крайкомов и ЦК союзных республик»…
«Особенно низкой является квалификация преподавателей марксизма-ленинизма (70% преподавателей не имеют ученых степеней и званий)»…
«Среди некоторых преподавателей появилась в последнее время тенденция поменьше говорить о классовой борьбе в истории СССР и рассматривать деятельность всех царей, как деятельность прогрессивную» 30
Неудивительно, что выпускники таких ВУЗов пьянствовали с попами, будучи поставлены на руководящую работу. Как известно, где цари - там и попы.
Да что говорить о философии и истории, если войной был нарушен даже выпуск и прессы - мало того, что от нехватки журналистских кадров советская пресса перешла на простое перепечатывание сводок Информбюро, но военная тематика затмила собой вопросы жизни тыла, общие вопросы пропаганды, да и вообще, было отмечено резкое сокращение материалов, подготовленных редакциями самих газет. Война нарушила и распространение прессы. Например, в Саратовской области две трети населения проживало в сельской местности, а центральных газет на село поступало только 30%. То же самое было и с областными газетами. Чего ждать от местного работника, который не получает ничего, кроме инструкций и не имеет ничего в помощь антирелигиозной пропаганде - от партийной и советской прессы не то чтобы разъяснений активу по поводу тех или иных мероприятий не дождешься, но и самой прессы неделями не получаешь. Разумеется, население начинает без газет питаться слухами и суевериями. Сколько крестных ходов «о дожде» можно было бы предотвратить хотя бы простой публикацией метеопрогноза!
Пропаганда партийного опыта в деле отношения к религии также была слабым подспорьем местным руководителям - потому что «никаких книг и журнальных статей, освещающих новые вопросы истории ВКП(б), за время войны не появлялось. Теоретические кадры историков партии нигде не готовятся. Изучение истории партии нашими кадрами заканчивается 1937 г., так как опыт деятельности партии после 1937г. в систематическом виде не изложен…» 31
Партия (по крайней мере, руководящий состав) вполне понимала, чем опасно такое состояние пропаганды и агитации. В вышецитированной записке Александрова Жданову говорится о связи между плохой пропагандистской работой и распространением религиозности:
«правильное разъяснение всех этих вопросов населению своевременно пресекло бы различные ложные и клеветнические слухи, рас-пространяемые вражескими элементами. Однако некоторые партийные и советские организации не ведут среди населения необходимой разъяснительной работы, а занимают большей частью позицию своеобразного «невмешатель-ства». Развязав своей бездеятельностью руки религиозникам, некоторые партийные организации пытаются затем ликвидировать последствия своей без деятельности грубыми административными мерами. В Тотемском районе Вологодской области, например, райком и райисполком, желая добиться закрытия недавно открытой церкви, решили не прописывать на жительство свя-щенников, которых приглашали верующие для обслуживания церкви. Естественно, что подобная политика привела лишь к тому, что верующие были озлоблены. В Первомайском районе Тамбовской области власти арестовали гражданку Новикову М. Т. «за продажу нательных крестиков». Так как никакой разъяснительной работы в связи с арестом проведено не было, то у верующих сложилось убеждение, что арестованная «пострадала за веру». Органы НКВД Рязанской области арестовали группу лиц, орудовавших у так называемого «святого колодца» в Раненбургском районе, и колодец засыпали землей. Отсутствие разъяснительной работы вокруг этого мероприятия привело к тому, что верующие колодец вскоре отрыли, а паломничество к нему стало еще более массовым.» 32
Однако по состоянию кадров партия осуществить всегда и везде должную пропаганду не могла. Даже уровень образования уполномоченных по делам РПЦ оставлял желать лучшего: в 1948 году из 102 уполномоченных имели высшее образование всего18 человек; неоконченное высшее - 11; среднее - 24; неполное среднее - 26; низшее - 23 человека 33 .
А между тем обстановка войны ставила особые задачи в антирелигиозной пропаганде -
«Сейчас надо проводить антирелигиозную пропаганду в новых формах. Подход к верующим, которые облекают свои патриотические настроения, свою ненависть к фашизму в религиозные формы, должен быть особенно ос-торожным, тактичным. Очень важно сейчас постоянно иметь в виду указание товарища Сталина, данное им для другого времени и для другой обстановки, но сохранившее целиком свое значение и в настоящее время. «Если, например, дагестанские массы, - говорил товарищ Сталин, - сильно зараженные религиозными предрассудками, идут за коммунистами» «на основании ша-риата», то ясно, что прямой путь борьбы с религиозными предрассудками в этой стране должен быть заменен путями косвенными, более осторожными». В условиях войны особенно нетерпимы грубые выпады против религии и церкви. Необходим осторожный и вдумчивый подход к делу антирелигиозной пропаганды. Надо разъяснять трудящимся политику партии и советской власти, прививать им правильные научные взгляды на жизнь, природу и общество, объяснять смысл и значение происходящих событий, вести при помощи печати, лекций, бесед, кино, театров широкую культурно-просветительную работу всячески отвлекать верующих от церкви, высвобождать их из-под влияния цер-ковников и втягивать в активную общественную, политическую жизнь.» 34
Разумеется, ни в войну, ни в первые послевоенные годы проводить подобную политику в полном масштабе партия не могла - не было подготовленных кадров. Таким образом, сочетание низкого уровня пропаганды, подготовки административных кадров на местах и некоторого ослабления власти, явлений, объективно обусловленных войной, создали помимо воли партии обстановку, в которой церковники чувствовали себя гораздо вольготнее, однако это не было радикальным изменением курса. Документы показывают, что политика центральной власти была достаточно жесткой по отношению к церкви, и никаких существенных уступок ей добиться не удалось, хотя активнейшая работа в низовых структурах активно велась, а низший аппарат не был готов к той тонкой политической игре, которую повела партия с церковью.
Источники
1 Одинцов М.И. «Власть и религия в годы войны. (Государство и религиозные организации в СССР в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.)», М., 2005. 540с.
2 После Гражданской и 20 лет Советской власти расхождения с дореволюционными данными о 50 тысячах вполне относятся более на территориальные изменения - царские данные включали Финляндию, Западную Украину и Белоруссию, Молдавию и Польшу. Впрочем, некоторая часть зданий была разрушена, но не столько большевиками, сколько в ходе двух войн.
3 Волокитина Т.В. Москва и православные автокефалии Болгарии, Румынии и Югославии (К проблеме восприятия советской модели государственно-церковных отношений в 40-е гг. ХХ в.) в сб. Власть и церковь в СССР и странах Восточной Европы. 1939-1958 (Дискуссионные аспекты). М., 2003. 380с.
4 Игумен Дамаскин (Орловский) «Гонения на Русскую Православную Церковь в советский период.» Православная энциклопедия.
5 «О порядке открытия церквей» Постановление Совета народных комиссаров СССР № 1325 28 ноября 1943 г. Опубликовано: Диспут. 1992. № 3. С. 155-157.
6 Ильченко В. Н. «Особенности правовых отношений между Русской Православной Церковью и советским государством в годы Великой Отечественной войны»
7 «Справка, составленная по данным информационных отчетов уполномоченных Совета по делам РПЦ за второй квартал 1946 г.» опубл. в сб. документов «Советская жизнь 1945-1953» М.:РосПЭН, 2003, стр.645
9 Одинцов М.И. «Власть и религия в годы войны. (Государство и религиозные организации в СССР в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.)», М., 2005. 540с .
10 «Справка, составленная по данным информационных отчетов уполномоченных Совета по делам РПЦ за второй квартал 1946 г.» опубл. в сб. документов «Советская жизнь 1945-1953» М.:РосПЭН, 2003, стр.651
15 Одинцов М.И. «Власть и религия в годы войны. (Государство и религиозные организации в СССР в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.)», М., 2005. 540с.
16 Так как точных данных на 1917 и более ранние годы под рукой не оказалось, а послереволюционная статистика страдает понятным недоучетом, использовались данные из статьи игумена Дамаскина (Орловский) «Гонения на Русскую Православную Церковь в советский период.», который в свою очередь ссылался на данные консистории.
17 Информация Управления по проверке партийных органов «Об усилении деятельности представителей религиозных культов» опубл. в сб. документов «Советская жизнь 1945-1953» М.:РосПЭН, 2003, стр. 641
18 «Справка, составленная по данным информационных отчетов уполномоченных Совета по делам РПЦ за второй квартал 1946 г.» опубл. в сб. документов «Советская жизнь 1945-1953» М.:РосПЭН, 2003, стр.653
19 Информация Управления по проверке партийных органов «Об усилении деятельности представителей религиозных культов» опубл. в сб. документов «Советская жизнь 1945-1953» М.:РосПЭН, 2003, стр. 642
20 «Справка, составленная по данным информационных отчетов уполномоченных Совета по делам РПЦ за второй квартал 1946 г.» опубл. в сб. документов «Советская жизнь 1945-1953» М.:РосПЭН, 2003, стр.655
25 «Письмо Г.Ф.Александрова и П.Н.Федосеева А.А.Жданову с запиской об антирелигиозной пропаганде», опубл. «Советская пропаганда в годы Великой Отечественной войны: «коммуникация убеждения» и мобилизационные механизмы», сост. А.Я.Лившин, И.Б.Орлов, Москва, РосПЭН, 2007, стр.543
27 Опубл. в сб. документов «Советская жизнь 1945-1953» М.:РосПЭН, 2003, стр.645
28 Из информационной сводки сектора информации Организационно-инструкторского отдела ЦК ВКП(б) «О фактах неправильного отношения к служителям культа» опубл. в сб. документов «Советская жизнь 1945-1953» М.:РосПЭН, 2003, стр.655
29 «Письмо Г.Ф.Александрова А.С Щербакову с планом мероприятий по улучшению пропагандистско-агитационной работы» 31/III-44 г. опубликовано в сб. «Советская пропаганда в годы Великой Отечественной войны: «коммуникация убеждения» и мобилизационные механизмы», сост. А.Я.Лившин, И.Б.Орлов, Москва, РосПЭН, 2007, стр.495-496
33 Из докладной записки Г.Г. Карпова в СМ 15 июля 1948 г., цит. по Чумаченко Т.А. Совет по делам Русской православной церкви при СНК (СМ) СССР в 1943-1947 гг.: особенности формирования и деятельности аппарата, в сб. Власть и церковь в СССР и странах Восточной Европы. 1939-1958 (Дискуссионные аспекты). М., 2003. 380с.
34 «Письмо Г.Ф.Александрова и П.Н.Федосеева А.А.Жданову с запиской об антирелигиозной пропаганде», опубл. «Советская пропаганда в годы Великой Отечественной войны: «коммуникация убеждения» и мобилизационные механизмы», сост. А.Я.Лившин, И.Б.Орлов, Москва, РосПЭН, 2007, стр.547