Опыт критики антинаучной фактологии либерализма

Часть 151. Процесс Бухарина-Рыкова-2

В ходе судебного процесса по делу Бухарина-Рыкова была полностью разоблачена крупномасштабная антисоветская организация, в которую были вовлечены не только высшие хозяйственные руководители, но и высшее руководство НКВД в лице Ягоды, и крупные советские военачальники во главе с разоблаченным ранее Тухачевским. То, что планировали осуществить заготовщики в 1937-38 гг., поразительно напоминает буржуазный переворот 1991 года в СССР. Те же самые вредители и шпионы, прокравшиеся в партию и хозяйственные органы, предатели в армии и КГБ. В итоге, отказ от построения коммунизма, отторжение территорий, реставрация капитализма, распродажа предприятий за копейки «западным инвесторам». К счастью, тогда, агентура буржуазии была разгромлена и реализовать свои замыслы у нее не получилось. Можно смело утверждать, что если б не разгром всех этих подпольных антисоветских организаций, СССР вряд ли бы устоял при нападении Германии.

Продолжаем рассказ о судебном процессе по делу «Право-троцкистского блока».

Любопытны показания Рыкова насчет шпионажа и установок на отторжение от СССР ряда территорий.

«ВЫШИНСКИЙ. Связь с польской разведкой имела место?

РЫКОВ. Через Белорусскую польскую организацию и Ульянова эта связь существовала. Отношения были очень близкие. Был контакт по вопросу о так называемой независимой Белоруссии. Существовал и целый ряд других дел, вплоть до работы Белорусской организации среди белорусов в самой Польше, причем здесь помощь была взаимная: белорусская организация оказывала помощь пилсудчикам, польским фашистам в их работе в коммунистической партии Западной Белоруссии, а те в свою очередь оказывали помощь здесь. Если такого рода отношения считать активными или пассивными, это была самая настоящая подготовка.

ВЫШИНСКИЙ. Вы на предварительном следствии говорили о том, что в переговорах с поляками вы были согласны на отторжение от СССР Белоруссии.

РЫКОВ. По отношению к белорусской организации. Я был связан с такими деятелями, как Голодед и Червяков.

ВЫШИНСКИЙ. Какова ваша личная установка в этом вопросе?

РЫКОВ. Этот вопрос обсуждался в свое время в центре, и мы все единогласно - я, Бухарин и Томский - были за то, что в случае возникновения такого национального движения допускаем это выделение.

ВЫШИНСКИЙ. То есть отторжение?

РЫКОВ. Ясно, выделение или отторжение, мы употребляли более мягкие слова».

По поводу отторжения Белоруссии от СССР дал показания и бывший первый секретарь ЦК Компартии Белоруссии подсудимый Шарангович. Он признал, что стал агентом польской разведки еще в польском плену, в 1921 году, а о своей враждебной деятельности рассказал следующее:

«В национал-фашистскую организацию я был завербован Голодедом и Чернышевичем в начале 1932 г. Я не буду говорить об обстоятельствах связей, о том, что меня побудило вступить в эту организацию, потому что то, что я уже рассказывал, это само за себя говорит. Я находился в этой национал-фашистской организации, а это было тем, к чему я стремился. Об обстоятельствах вербовки, или вовлечения, мне кажется, вряд ли здесь нужно говорить.

Когда я вступил в национал-фашистскую организацию, это было, видимо, в марте или в конце февраля 1932 года, меня Голодед подробно информировал меня и о составе этой организации и о том, что эта национал-фашистская организация связана с московским центром правых, получает от него директивы, персонально от Рыкова и Бухарина. Основные цели национал-фашистской организации Белоруссии Голодед коротко формулировал так: свержение советской власти и восстановление капитализма, отторжение Белоруссии от Советского Союза в случае войны с фашистскими государствами. Что же касается методов и средств, то сюда входили: вредительство, диверсия, террор».

А вот его же показания о конкретных вредительских мероприятиях, проводившихся в Белоруссии:

«Мы организовали выходы из колхозов. Затем мы запутывали посевные площади. Суть этого дела заключалась в том, что мы давали району такие посевные площади, которые они не могли освоить, другим районам, имевшим большие площади для посева, наоборот, давали уменьшенные задания. Кроме того, мы организовали срыв хлебозаготовок. В 1932 г. это было проведено таким образом. Сначала наша национал-фашистская организация приняла все меры к тому, чтобы хлебозаготовки шли плохо. Т.е. срывали их. Потом, когда было вынесено специальное решение Центрального комитета ВКП(б) о ходе хлебозаготовок в Белоруссии, то наша организация, боясь провала и возможного разоблачения, приняла срочные меры к тому, чтобы хлебозаготовки немного подтянуть.

Я должен также сказать, что в 1932 г. была нами распространена чума среди свиней, в результате чего был большой падеж свиней, причем это делалось таким образом, что прививку чумы свиньям делали вредительски».

Кроме того, Шарангович дал показание о вредительстве в такой важнейшей для СССР тех лет отрасли, как коневодство. Удар по коневодству подрывал как сельское хозяйство, так и вооруженные силы.

«Дальше, по сельскому хозяйству я хочу сказать относительно нашей диверсии в области коневодства. В 1936 г. в Белоруссии была нами широко распространена анемия. Это проводилось нами с целью, т.к. конь в Белоруссии играет огромное оборонное значение, мы стремились подорвать эту сильную базу в случае, если она понадобится в связи с войной. Вследствие этой меры, пало, - насколько я помню сейчас - около 30 тысяч лошадей».

А вот интересный фрагмент из показаний подсудимого Розенгольца по поводу письма Троцкого:

«РОЗЕНГОЛЬЦ. Уже после суда над Пятаковым пришло письмо от Троцкого, в котором ставился вопрос о необходимости максимального форсирования военного переворота Тухачевским. В связи с этим было совещание у меня на квартире.

ВЫШИНСКИЙ. А что это за письмо было, нельзя ли подробнее узнать?

РОЗЕНГОЛЬЦ. Там Троцким ставилось несколько вопросов. Прежде всего указывалось, что если будут медлить, то произойдет то, что по частям будут разгромлены все контрреволюционные силы. Поэтому, поскольку уже значительный разгром кадров произведен, необходимо ряд возможных акций максимально ускорить.

ВЫШИНСКИЙ. Например.

РОЗЕНГОЛЬЦ. Главным образом, ставилось два вопроса: первый вопрос - относительно того, чтобы на постановление о Пятакове ответить террористическими актами.

ВЫШИНСКИЙ. Т.е. на приговор суда?

РОЗЕНГОЛЬЦ. В ответ на приговор суда о расстреле Пятакова ставился вопрос об организации террористических актов.

ВЫШИНСКИЙ. В отношении кого?

РОЗЕНГОЛЬЦ. В отношении руководителей партии и правительства и вопрос в отношении максимального форсирования военного переворота».

Причем факт получения данного письма от Троцкого подтвердил и подсудимый Крестинский, который добавил, что Троцкий отрицательно характеризовал поведение Пятакова на суде и рекомендовал другим троцкистам ни в коему случае не сознаваться.

Крайне любопытны показания Розенгольца и о заговоре военных.

«РОЗЕНГОЛЬЦ. На этом совещании [речь идет о совещании Розенгольца, Крестинского и Тухачевского на квартире Розенгольца в конце марта 1937 года - Федотов.] Тухачевский сообщил, что он твердо рассчитывает на возможность переворота, и указывал срок, полагая, что до 15 мая, в первой половине мая ему удастся этот военный переворот осуществить.

ВЫШИНСКИЙ. В чем заключался план этого контрреволюционного выступления?

РОЗЕНГОЛЬЦ. Тут у Тухачевского был ряд вариантов. Один из вариантов, на который он наиболее сильно рассчитывал, это возможность для группы военных, его сторонников собраться у него на квартире под каким-нибудь предлогом, проникнуть в Кремль, захватить кремлевскую станцию и убить руководителей партии и правительства.

ВЫШИНСКИЙ. Это был его план или был ваш общий план?

РОЗЕНГОЛЬЦ. Мы этот план его не обсуждали. Он просто сообщил нам его как один из вариантов, на который он возлагает большие надежды.

ВЫШИНСКИЙ. А вы предоставляли уже ему действовать?

РОЗЕНГОЛЬЦ. Ну, понятно. Мы не могли входить в эти вопросы.

ВЫШИНСКИЙ. А почему он посвящал вас в этот план?

РОЗЕНГОЛЬЦ. Поскольку мы вообще ставили вопрос о военном перевороте.

ВЫШИНСКИЙ. Как руководители этого выступления?

РОЗЕНГОЛЬЦ. Да, да».

Что интересно, Тухачевский, по крайней мере, судя по доступным нам материалам его дела, никаких показаний об этом совещании не давал. Он дал показания, что Бухарин был в курсе заговора. Если Крестинский был арестован в мае 1937 года, то Розенгольц - только в октябре. Если дело было изначально фальсифицировано, то почему Тухачевского «заставили» дать показания на Бухарина, но не на Розенгольца и Крестинского. Выглядит это всё крайне не логично. А вот если заговор Тухачевского - это лишь часть большего заговора, то всё встает на свои места. Тогда получается, что Тухачевский специально вывел из-под удара часть заговорщиков.

А вот еще крайне любопытные показания Розенгольца по поводу финансирования троцкистов:

«РОЗЕНГОЛЬЦ. Преступно была использована внешняя торговля в отношении использования и расхищения средств для финансирования троцкистского движения. Не касаясь целого ряда, может быть, незначительных операций, назову два наиболее крупных примера. Первое это операции, которые осуществлял Краевский в размере до 300.000 долларов, которые были переданы троцкистской организации или Троцкому непосредственно.

ВЫШИНСКИЙ. В распоряжение Троцкого?

РОЗЕНГОЛЬЦ. Да.

ВЫШИНСКИЙ. Краевским?

РОЗЕНГОЛЬЦ. Да.

ВЫШИНСКИЙ. По вашему поручению?

РОЗЕНГОЛЬЦ. Да. Осуществлялось это через соответствующие фирмы путем использования Седова в качестве комиссионера. Затем это финансирование было организовано также мною лично, когда я вошел в соглашение с одним официальным лицом в Москве при заключении договора.

ВЫШИНСКИЙ. С каким таким официальным лицом?

РОЗЕНГОЛЬЦ. С представителем одного из государств.

ВЫШИНСКИЙ. Одного из иностранных государств?

РОЗЕНГОЛЬЦ. Да. Относительно соглашения, по которому, примерно, около 110 тыс. долларов ежегодно, в течение трех лет, должен был получать Троцкий».

Что имя представителя иностранного государства не названо, так это потому, что это было запрещено подсудимым в рамках открытого судебного заседания. Однако было еще и закрытое заседание, в котором все эти имена должны были быть названы. К сожаления, материалы закрытого судебного заседания до сих пор засекречены.

Розенгольц признал, что в общей сложности Троцкому было передано 27 тыс. фунтов стерлингов, 20 тыс. марок и 300 тыс. долларов за 3 года.

О финансировании троцкизма со стороны Германии в обмен на агентурные сведения дал показания и Крестинский:

«В 1921 г. Троцкий предложил мне, воспользовавшись встречей с Сектом, при официальных переговорах предложить ему, Секту, чтобы он оказывал Троцкому систематическую денежную субсидию для разворачивания нелегальной троцкистской работы, причем предупредил меня, что если Сект попросит в качестве контртребования оказание ему услуг в области шпионской деятельности, что на это нужно и можно пойти. О том разговоре, который был у меня с Троцким при даче мне поручений, об этом я буду говорить потом. Я поставил этот вопрос перед Сектом, назвал сумму 250.000 марок золотом, т.е. 60.000 долларов в год. Генерал Сект, поговоривши со своим заместителем, начальником штаба, дал принципиальное согласие и поставил в виде контртребования, чтобы Троцкий в Москве или через меня передавал ему, хотя бы и не систематически, некоторые секретные и серьезные сведения военного характера, настолько секретные и серьезные, чтобы немецкий военный атташе при разговоре получить от Красной Армии их не мог бы. Кроме того, ему оказывалось содействие в выдаче виз некоторым нужным им людям, которых бы они посылали на территорию Советского Союза в качестве разведчиков. Это контртребование генерала Секта было принято, и начиная с 1923 г. этот договор стал приводиться в исполнение».

И далее уточнение насчет полученных сумм:

«КРЕСТИНСКИЙ. Начиная с 1923 г. до 1930 г. мы получали каждый год по 250 тыс. германских марок золотой валюты.

ВЫШИНСКИЙ. Это составит примерно 2 миллиона золотых марок за эти годы?

КРЕСТИНСКИЙ. Да, примерно 2 миллиона золотых марок».

Любопытны его же показания о личной встрече с Троцким в Мерано и директивах, которые он дал.

«Приехал Троцкий, как он мне говорил, под чужим французским паспортом, и приехал тем маршрутом, о котором говорил Бессонов, т.е. через франко-итальянскую границу, а не через Швейцарию и Германию. Для Троцкого вопросы, о которых мы думали в Москве, были бесповоротно решены, и он сам перешел к изложению своих указаний по этому поводу. Он сказал, что поскольку мы с 1929 г. перешли к организации заговорщического типа, постольку, естественно, захват власти может быть осуществлен только силой. Но наша заговорщическая организация никакого переворота сама произвести не может. Необходимо по этому поводу прямое соглашение с какой-нибудь буржуазной страной. Он отметил, что зачаточным соглашением такого рода является наше соглашение с Рейхсвером, но это соглашение ни в какой мере не удовлетворяет ни троцкистов, ни немецкую сторону по двум причинам. Во-первых, нашим контрагентом в этом деле является только Рейхсвер, а не германское правительство в целом. Если Рейхсвер при прежних правительствах играл решающую роль и можно было считаться с ним как с правительством в целом, то с приходом к власти Гитлера и стремлением Гитлера подчинить себе Рейхсвер, и с некоторой настороженностью в отношениях со стороны некоторых руководителей Рейхсвера к проникновению Гитлера в Рейхсвер, нельзя идентифицировать германское правительство с Рейхсвером и надо постараться, чтобы нашим контрагентом стал не только Рейхсвер, но и германское правительство в целом».

И далее Троцкий, судя по показаниям Крестинского, развил свою мысль до целесообразности территориальных уступок Германии и необходимости объединения усилий с правыми:

«Но ведь германскому правительству, в частности, Гитлеру, нужны колонии, территории, а не только шпионская информация. И он готов вместо колоний, из-за которых надо драться с Англией, Америкой и Францией, удовлетвориться территорией Советского Союза. А нам нужны не 250 тыс. золотых марок, нам нужны германские вооруженные силы для того, чтобы при их помощи прийти к власти, и в этом направлении нужно вести работу. Эта работа есть изменническое соглашение с иностранным правительством об использовании вооруженных иностранных сил для победы над Красной армией и для открытия пути к власти троцкистам. Но ведь, если даже произойдет нападение, скажем, Германии на Советский Союз, это еще не дает возможности захватить аппарат власти, если у нас не будут в этом направлении подготовлены известные внутренние силы, а троцкисты, как таковые, недостаточно многочисленны и сильны, чтобы такую организацию одним создать. Необходимо иметь оплот и в городе и в деревне у мелкой буржуазии и у кулаков, а там связь имеют, главным образом, правые. Необходимо иметь, наконец, опору, организацию в Красной армии, среди командиров, чтобы соединенными усилиями в нужный момент захватить важнейшие пункты и прийти к власти, заменить нынешнее правительство, которое должно быть арестовано, и посадить на его место свое собственное правительство, заранее подготовленное».

Теперь обратимся к показаниям Бухарина - одного из ключевых обвиняемых на данном процессе. Итак, еще в самом начале допроса он признал себя виновным в руководстве контрреволюционной организацией правых:

«Я признаю себя виновным в том, что я был одним из крупнейших лидеров этого право-троцкистского блока. Я признаю себя, следовательно, виновным в том, что вытекает непосредственно отсюда, виновным за всю совокупность преступлений, совершенных этой контрреволюционной организацией, независимо от того, знал ли я или не знал, принимал или не принимал прямое участие в том или ином акте, потому что я отвечаю как один из лидеров, а не стрелочник этой контрреволюционной организации».

Далее Бухарин дал показания о террористической платформе и своей информированности о заговоре военных:

«В конце 1932 г. образовался блок правых - троцкистов-зиновьевцев, примерно, на основе рютинской платформы. Среди участников контрреволюционной организации правых к этому времени уже стали возникать террористические настроения. Их можно было констатировать в кругу так называемых моих учеников, в группе Матвеева, группировавшейся около Угланова, среди сторонников Рыкова, и среди некоторых профсоюзников, что в свое время было вскрыто в печати. К этому периоду относится создание группы заговорщиков в Красной армии. Я об этом слышал от Томского, который непосредственно был информирован об этом Енукидзе, с которым был связан в личных отношениях, а также с которым ему было удобнее сноситься, потому что они жили на одном и том же коридоре, в Кремле.

Оба - и Томский, и Енукидзе, как я слышал об этом, вернее, слово «слышал» не особенно подходящее слово, скорее, информирован был от Томского и Енукидзе, которые говорили мне, что в верхушке Красной армии произошло в это время объединение правых, зиновьевцев и троцкистов, причем мне были названы имена, я не ручаюсь, что я помню всех их точно, но те, которые я запомнил, - это имена Тухачевского, Корка, Примакова и Путна».

И по поводу плана открыть фронт немцам Бухарин тоже был в курсе, показав следующее:

ВЫШИНСКИЙ. Я ставлю третий раз вопрос. Когда у вас был разговор относительного того, чтобы открыть немцам фронт?

БУХАРИН. Когда я спросил Томского, как он мыслит механику переворота, он ответил, что это дело военной организации, которая должна открыть фронт.

ВЫШИНСКИЙ. Значит, Томский собирался открыть фронт?

БУХАРИН. Он этого не сказал.

ВЫШИНСКИЙ. Да или нет?

БУХАРИН. Я сказал, как же мыслится механика этого вмешательства.

ВЫШИНСКИЙ. Чьего вмешательства?

БУХАРИН. Некоторых иностранных государств.

ВЫШИНСКИЙ. Как мыслится, он сказал?

БУХАРИН. Томский сказал.

ВЫШИНСКИЙ. Томский сказал - открыть фронт?

БУХАРИН. Я скажу точно.

ВЫШИНСКИЙ. Что он сказал?

БУХАРИН. Томский сказал, что это дело военной организации, которая должна открыть фронт.

(…)

ВЫШИНСКИЙ. Разрешите мне предъявить показания Бухарина - том 5, лист дела 95-96: «Томский сказал мне, что обсуждались два варианта: случай, когда новое правительство организуется во время мира», а, значит, заговорщики организуют во время мира новое правительство, и «случай, когда оно организуется во время войны, причем для последнего случая немцы требуют больших экономических уступок», уступки, о которых я уже говорил - «и настаивают на территориальных уступках». Скажите, правильно это или нет?

БУХАРИН. Да, это все правильно.

ВЫШИНСКИЙ. (Читает дальше). «Я спросил Томского, как же мыслится в этой связи механика переворота? Он сказал, что это дело военной организации, которая должна будет открыть фронт немцам».

БУХАРИН. Да, правильно».

Вообще, можно позавидовать терпению и профессионализму Вышинского, поскольку Бухарин довольно часто прибегал подобному словоблудию, цеплялся к формулировкам, бросался в псевдофилософские рассуждения. Каждое признание приходилось из него тянуть едва ли не клещами, загонять его в угол, чтоб добиться конкретики.

Что же касается политической физиономии Бухарина в первые годы советской власти, то в судебное заседание была приглашена свидетель Яковлева, бывшая в 1918 году членом Московского областного бюро ЦК РКП(б), которая дала показания об участии Бухарина в подготовке мятежа левых эсеров и левых коммунистов. Впрочем, и сам Бухарин подтвердил свою причастность к этим событиям:

«ВЫШИНСКИЙ. У меня вопрос к Бухарину. Все-таки меня интересует, вы были организатором заговора против советской власти в 1918 г.?

БУХАРИН. Я, гражданин Прокурор, по этому поводу показывал, я имел очную ставку в вашем присутствии. Я говорил, что я признаю себя...

ВЫШИНСКИЙ. Я вас спрашиваю. Угодно вам ответить, говорите; не угодно - не отвечайте. Я спрашиваю вас, в 1918 г. вы были одним из организаторов заговора «левых коммунистов» и «левых» эсеров против советской власти?

БУХАРИН. Подготовки такого заговора, да».

Другой бывший участник группы «левых коммунистов» Осинский подтвердил показания Яковлевой в частности как причастности Бухарина к подготовке заговора, так и к планам ареста и даже возможного убийства Ленина, Сталина и Свердлова.

«ВЫШИНСКИЙ. А был ли план не только ареста руководителей партии и правительства, но и убийства их?

ОСИНСКИЙ. Несомненно, что такой план существовал в качестве руководящей основы и главной перспективы решения вопроса о том, что должно быть сделано с арестованными членами правительства.

ВЫШИНСКИЙ. Конкретно с кем?

ОСИНСКИЙ. С Лениным, Сталиным, Свердловым.

ВЫШИНСКИЙ. От кого вам известно намерение блока заговорщиков убить т.т. Ленина, Сталина и Свердлова в 1918 г. - от кого?

ОСИНСКИЙ. От Яковлевой, в первую очередь, затем от Бухарина.

ВЫШИНСКИЙ. Бухарин лично вам подтверждал это намерение?

ОСИНСКИЙ. Да».

Правда, сам Бухарин отрицал, что арест правительства - это его идея, утверждая, что это идея Троцкого, но он её поддерживал.

«ВЫШИНСКИЙ. Так что вы согласились с инициативой Троцкого, поддержали его инициативу в вопросе ареста Ленина, Сталина и Свердлова, потому что сами имели подобный им план.

БУХАРИН. В вопросе о переговорах по этому поводу с руководящей группой «левых» эсеров.

ВЫШИНСКИЙ. Инициатором Троцкий был ареста Ленина, Сталина и Свердлова?

БУХАРИН. Да, совершенно верно.

ВЫШИНСКИЙ. Вы с этим согласились?

БУХАРИН. Да, совершенно верно».

Однако, несмотря на свидетельские показания, причастность к подготовке физического устранения Ленина, Сталина и Свердлова Бухарин упорно отрицал.

Что примечательно, планы Бухарина по свержению правительства Ленина не ограничивались 1918 годом. Бывший левый коммунист Манцев дал показания, что такие совместные с Троцким планы Бухарина имелись и в 1919 году.

«Я лично не имел связи, не встречался с членами фракции бывших «левых коммунистов» до осени 1919 г. Я тогда был занят работой в Московской чрезвычайной комиссии. Осенью 1919 г. я встретился с такими лицами, как Кизильштейн, Максимовский, Бухарин. Это происходило не часто, но встречи такого рода были. Тогда в связи с неудачами на фронте, разрухой, голодом, который был в стране, мы склонны были в разговорах объяснять это неправильной политикой Центрального Комитета партии, правительства и военного командования, причем говорили о том, что в вопросах военных операций решающую роль играет Сталин, и поэтому по адресу Сталина делался в этих разговорах ряд упреков. В этот же период мне позвонили из секретариата Троцкого и по его распоряжению попросили меня зайти к нему на квартиру в Кремле. Я у него был тогда же. Троцкий мне сказал, что ему Бухарин передал, что я сейчас являюсь противников той политики, которая ведется Центральным Комитетом партии и правительством. Он сказал, что ему известно, что сейчас ряд бывших «левых коммунистов» не прочь возобновить те планы, которые они намечали в 1918 г. Троцкий сказал, характеризуя тогдашнее политическое положение, что положение советской власти, вследствие неудач на фронте, разрухи, голода, катастрофическое, что положение на фронте таково, что неизбежна сдача Москвы, по его словам, что виновником этого всего является Сталин, который имеет решающее влияние на Ленина, что поэтому необходимо свержение этого правительства и образование правительства из лиц, которые согласны целиком и полностью стоять на позиции Троцкого и Бухарина. Он вначале говорил, что это с Бухариным у них согласовано».

Интересно получается. Что ж это за «ленинская гвардия», которую, якобы, уничтожил Сталин, когда каждый «гвардеец» так или иначе был причастен к контрреволюционным заговорам еще в самый первый год советской власти? Что ж это за «любимец партии», который планирует арест и даже возможное физическое уничтожение вождей этой самой партии в критический для молодого советского государства момент?

Теперь обратимся к вопросу об убийствах ряда видных советских общественных и политических деятелей, к которым, как было установлено следствием, был причастен ряд подсудимых. По ходатайству Вышинского в суд были приглашены эксперты-медики, которые должны были дать ответ на ряд вопросов касающихся вредительского лечения Горького, Менжинского, Куйбышева.

Так, касательно лечения Горького Вышинским были поставлены для экспертов следующие вопросы:

«По первому разделу - по умерщвлению А.М. Горького первый вопрос: допустимо ли, чтобы больному с резко выраженным пневма-склерозом, с наличием бронхо-эктазов и каверн, эмфиземы легких и перерождения сердечно-сосудистой системы, страдающему тяжелыми периодическими кровохарканиями, назначался режим длительных прогулок после обеда, особенно в сочетании с утомительным физическим трудом?

Второй вопрос. Мог ли подобный режим, проводимый в течение продолжительного времени, вызвать у больного ухудшение состояния здоровья и, в частности, сердечно-сосудистой системы?

Третий вопрос. Допустимо ли помещение подобного больного в квартиру, где заведомо имелся больной гриппом?

Четвертый вопрос. Правильно ли было ведение больного, правильно ли велась история болезни и лечения А.М. Горького во время его последнего заболевания с 31 мая по 18 июня 1936 г.?

Пятый вопрос. Допустимо ли вообще длительное и одновременное применение больших доз сердечных средств внутривенно подкожно и внутрь, именно: дигиталиса, дигалена (препарат наперстянки), строфантина и строфанта, а в частности, - у тяжело больного А.М. Горького 69 лет, страдающего вышеуказанным поражением внутренних органов?

Шестой вопрос. Каковы могли быть последствия такого лечения у А.М. Горького при его последнем заболевании?

Седьмой вопрос. Возможно ли допустить, чтобы врачи достаточной квалификации могли применять такой метод лечения без злого умысла?

То есть, если будет признано неправильным, можно ли на основании совокупности этих данных считать установленным, что метод лечения А.М. Горького был заведомо вредительским, направленным к ускорению его смерти, с использованием для достижения этой преступной цели специальных познаний, которыми располагали в отношении А.М. Горького обвиняемые Левин и Плетнев?»

Экспертам дано было время для ответа на все эти вопросы, а суд приступил к допросу подсудимого Левина - бывшего лечащего врача Горького.

Левин дал показания, что был знаком с Ягодой еще с начала 1920-х годов, а в конце 20-х у него с ним сложились более близкие отношения, поскольку Левин лечил жену Ягоды.

«В то же время участились и мои посещения Ягоды у него на дому или на даче, потому что, примерно, кажется, около 1930 г. стала часто хворать его жена - Авербах, хроническая больная, болевшая очень часто с частыми обострениями по характеру ее заболевания. Во время этих обострений ее болезни, мне приходилось иногда ежедневно бывать в доме или одному или с кем-нибудь из врачей санчасти ОГПУ, даже с покойным хирургом Розановым, который был в качестве врача близок к этому дому. Таким образом, устанавливалось все более близкое знакомство».

Стоит отметить, что в этот период Левин уже был лечащим врачом Горького и даже ездил с ним за границу.

Далее Ягода стал оказывать Левину различные услуги, которые воспринимались им как благодарность. Причем объем этих услуг постоянно возрастал. Если сначала это было хорошее французское вино, то потом была дача, которую Ягода предоставлял Левину в безвозмездное пользование на летний период. А дальше дело дошло до предоставления беспошлинного «окна» на таможне при возвращении из заграницы, которое использовалось для провоза различных вещей и подарков.

Однако вскоре выяснился подлинный смысл всех этих «знаков внимания».

«В 1932 г. Алексей Максимович решил совсем переехать в Москву со всей своей семьей. В составе семьи был его сын Максим Алексеевич Пешков. В начале 1933 г. зимой во время одного из моих посещений Ягоды, во время прогулки у него на даче он начал со мной разговор, к которому несколько раз потом возвращался, разговор относительно сына Алексея Максимовича - Максима Алексеевича Пешкова.

Он говорил, что он недоволен его образом жизни, его поведением. Недоволен тем, что он не прикасался ни к какой работе, что ничем не занимается. Недоволен тем, что он злоупотребляет спиртными напитками. Но это был такой разговор, который более или менее соответствовал тому, что к тому времени М.А. Пешков, будучи отцом двоих детей, не имел никакой обязательной работы, обязательного труда, не имел определенных занятий, просто в доме отца жил. Так что эти разговоры пока не внушали никаких основных подозрений.

Во время одной такой беседы он и сказал мне, - видите ли, Макс, как он его называл, не только никчемный человек, но и оказывает на отца вредное влияние. Отец его любит, а он, пользуясь этим, создает нежелательное и вредное окружение в доме у Алексея Максимовича. Его необходимо убрать. Нужно сделать так, чтобы он погиб».

Как далее показал Левин, отказаться от выполнения указания Ягоды он не мог, поскольку тот ему угрожал:

«Он сказал: «Учтите, что не повиноваться мне вы не можете, вы от меня не уйдете. Вы обдумайте, как можете сделать, кого можете привлечь к этому. Через несколько дней я вызову вас». Он еще раз повторил, что невыполнение этого грозит гибелью и мне и моей семье. Я считал, что у меня нет другого выхода, я должен ему покориться. Опять-таки, когда смотришь с перспективами с сегодняшнего дня на 1932 г., когда видишь, насколько мне, как беспартийному человеку, казался всемогущим Ягода, то, конечно, очень трудно было отвертеться от его угроз, от приказов его».

Однако Ягода категорически отрицал, что такой разговор был и что он вообще был причастен к убийству Максима Пешкова.

«ЯГОДА. Я заявлял, гражданин Прокурор, что в отношении Максима Пешкова никаких поручений не давал, никакого смысла в его убийстве не вижу.

ВЫШИНСКИЙ. Так что, Левин врет?

ЯГОДА. Врет.

ВЫШИНСКИЙ. Казаков говорит ложь?

ЯГОДА. Ложь.

ВЫШИНСКИЙ. Крючков? (Крючков и Казаков дали показания о том, что Ягода давал указания убить Максима Пешкова. - Федотов)

ЯГОДА. Ложь.

ВЫШИНСКИЙ. Крючкову по поводу смерти Максима Пешкова поручений не давали? Вы на предварительном следствии...

ЯГОДА. Я лгал.

ВЫШИНСКИЙ. А сейчас?

ЯГОДА. Говорю правду.

ВЫШИНСКИЙ. Почему вы врали на предварительном следствии?

ЯГОДА. Я вам сказал. Разрешите на этот вопрос вам не ответить».

Подобные диалоги антикоммунистами трактуются однозначно в пользу того, что подозрения из подсудимых выколачивались. Хотя, на самом деле, у того же Ягоды вполне могли быть другие основания. К примеру, он вполне мог на предварительном следствии взять на себя вину за убийство сына Горького, пытаясь скрыть причастность к убийству самого Горького. В любом случае, трое подсудимых показали, что Ягода давал указания убить Максима Пешкова. При том, что Ягода признался в организации убийства Горького, для следствия было бы явно нелогичным выбивать из Ягоды признание в убийстве еще и его сына, который никакого политического веса не имел. Впрочем, и сам Ягода на суде отрицал применение к нему незаконных методов ведения следствия.

«ВЫШИНСКИЙ. Тогда ответьте на мой последний вопрос. Вы заявляли какие-нибудь претензии или жалобы по поводу разработки вопросов, которые производились на предварительном следствии?

ЯГОДА. Никаких.

ВЫШИНСКИЙ. Сейчас тоже не заявляете?

ЯГОДА. Нет».

Это всё никак не стыкуется с версией хрущевских фальсификаторов истории. Если Ягоду запугали, заставили дать нужные показания, то как-то половинчато запугали, получается. То есть смелости в суде отрицать свои показания, данные на предварительном следствии, ему хватило, а пожаловаться на незаконные методы ведения следствия - нет.

А вот и однозначный ответ Ягоды насчет организации убийства Горького:

«ВЫШИНСКИЙ. Значит, умерщвление А.М. Горького вы организовали?

ЛЕВИН. Да.

ВЫШИНСКИЙ. Кого вы привлекли к этому преступному делу?

ЛЕВИН. Профессора Плетнева.

ВЫШИНСКИЙ. Соучастниками в этом деле были кто?

ЛЕВИН. Петр Петрович Крючков.

ВЫШИНСКИЙ. По чьему поручению вы действовали?

ЛЕВИН. Ягоды.

ВЫШИНСКИЙ. (К суду.) Разрешите спросить подсудимого Ягоду?

ПРЕДСЕДАТЕЛЬСТВУЮЩИЙ. Пожалуйста.

ВЫШИНСКИЙ. Подсудимый Ягода, в этой части вы подтверждаете показания обвиняемого Левина?

ЯГОДА. Да, подтверждаю.

ВЫШИНСКИЙ. Вы такое поручение давали?

ЯГОДА. Давал».

Особый интерес представляют показания Левина по поводу того, как конкретно было организовано убийство Максима Пешкова:

«Когда встал вопрос относительно умерщвления Максима Пешкова, то мы подготовили ослабление организма чрезмерным употреблением спиртных напитков. Относительно вина нужно сказать, что есть люди, которые очень хорошо переносят спиртные напитки. Вся Европа пьет вино и не всем оно приносит вред. А есть организмы, для которых небольшое количество вина приносит чрезвычайный вред. К числу таких организмов относится организм и Пешкова. У него было три системы, которые очень легко можно было использовать: это - сердечно-сосудистая, чрезвычайно возбудимая система, его дыхательные органы, унаследованные от отца не в смысле туберкулеза, а в смысле слабости, и, наконец, вегетативно-нервная система. Небольшое количество вина и то влияло на его организм, а он пил, несмотря на это, большое количество вина. В этом был его грех. В этом отношении Петр Петрович Крючков составил ему компанию. Крючков пил довольно много, но с той разницей, что на него вино действовало хорошо, он переносил его безвредно, а Пешков переносил совсем по-иному.

Вот здесь и началась подготовка ослабления организма Максима Пешкова, усилилось потребление им спиртных напитков, что для больного было просто очень легко и приятно. Он не видел в этом для себя никакой обузы, а ослабляло это его организм чрезвычайно.

Затем в ослабленном состоянии в один очень жаркий день в апреле, а весна в том году в Москве была чрезвычайно жаркой, Макс разгоряченный, потный, по предложению Крючкова, который принимал участие в ослаблении организма Пешкова, уложен был на скамью недалеко от реки. Его обдувало ветром, он был потный, лежал без сорочки в течение двух часов. Ясно, что он простудился, заболел и через день обнаружилось крупозное воспаление легких».

Казалось бы, действительно, принять столь невинный поступок за умышленное убийство сложно. Однако, если посмотреть на ситуацию в свете предыдущих показаний Левина о роли Ягоды, то дело предстаёт в другом свете. Тем более, что далее Левин показал следующее:

«Это первая часть вредительства - подготовка больного. Эта подготовка больного была произведена. Больной был очень расслаблен, сердце было в отвратительном состоянии, нервная система, как мы знаем, играет огромную роль в течении инфекционных болезней. Все было возбуждено. Все было ослаблено, и болезнь приняла чрезвычайно тяжелый характер.

Я вам уже сказал, что в первом своем свидании с Ягодой, я говорил о том, что я не знаю, будет ли привлечен к этому профессор Плетнев, и я не стал этого делать, потому что ясно было, что эта болезнь тяжело протекает. Я пригласил Плетнева на консультацию, мы были с ним два раза и видели, что течение болезни тяжелое... Об этом же знал и А.И. Виноградов, который был приглашен в качестве дежурного врача. Ухудшило течение этой болезни то, что были устранены те средства, которые могли принести большую пользу для сердца, и, наоборот, давались те, которые сердце ослабляли. И, в конце концов, как я уже говорил, 11 мая, после воспаления легких, он погиб. Вот как произошло наше первое вредительство».

А вот что показал Левин по поводу умерщвления Менжинского, указания по поводу которого он тоже получил от Ягоды:

«Есть две системы лизатов, одна - так называемая симпатикотропная, которая состоянию сердечной деятельности Менжинского, безусловно, вредила, и другая система ваготропные лизаты, которые успокаивали сердце и были для него полезны.

Казаков стал давать ту систему лизатов и ту группу, ту смесь, которая вредит сердцу Менжинского. Учитывалось также, что комбинация лизатов с сердечными средствами могла привести к ускорению процесса, т.е. к ухудшению основного в состоянии здоровья - миокардита и грудной жабы, - что, в свою очередь, должно было привести к новым припадкам грудной жабы. Смерть Вячеслава Рудольфовича Менжинского и произошла от нового припадка грудной жабы».

А вот показания Левина по поводу убийства Горького:

«К этому времени он был уже очень больным человеком. Плохо у него обстояло дело с легкими, они у него были в угрожающем состоянии, после тех туберкулезных вспышек, как я уже говорил, которые у него неоднократно бывали. Кроме того, изменения в легких страшно затрудняли деятельность сердца, так что у него одновременно и со стороны легких и со стороны сердца было чрезвычайно неблагополучно.

Вот 1935 г. зимою, он был в Крыму. Мы там говорили с Крючковым, который постоянно ездил в Крым и который вообще заправлял всем, что было в доме Горького. Договорились о мероприятиях вредных Алексею Максимовичу, то я ему говорил, что Алексей Максимович очень любит прогулки. Большие прогулки ему нельзя делать, это его утомляет. Он все время говорит, что он страдает от того, что он все время сидит, ведет сидячий образ жизни. Я сказал, что нужно прогулки практиковать. Горький очень любил труд, любил в парке, в саду рубить сучья деревьев или скалывать кусочки скал. Все это ему было разрешено во вред его здоровью. Это его сильно утомляло. Целый день он сидел в кабинете, потом гулял и в течение полутора часов на прогулке производил эти работы. Эти работы его очень утомляли.

Для приезда Горького в Москву опять-таки было условлено, - выбрать такой момент, чтобы он мог заболеть гриппом. Он был очень склонен к заболеванию гриппом, и грипп часто осложнялся бронхитом или воспалением легких.

Узнав, что в доме Максима Горького гриппозное заболевание, (дети болели тогда гриппом), Ягода сообщил об этом в Крым и Крючков организовал возвращение Максима Горького как раз в это время в Москву. И, действительно, приехав в эту гриппозную квартиру, на второй или третий день Горький заболел гриппом, который очень быстро осложнился крупозным воспалением легких, принявшим сразу тяжелое течение. Но тем не менее мы с профессором Плетневым считали, что тот план, который мы выработали, надо провести и использовать для этого те из лекарств, которое могло быть для него вредным. Мы не применяли каких-нибудь особенных лекарств, которые вызвали бы недоумение, почему они были применены тут. Мы применяли только те лекарства, которые в этих случаях обычно применяют. Но применяли их в очень большом количестве. В данном случае они переходили в свою противоположность. Опять-таки сердечный мотор, бесконечно нажимаемый, сдавал свои силы, терял свою работоспособность, и, в конце концов, он не выдержал».

Фактически, Левин здесь признался, что лечил Горького вредительски, намеренно завышая дозировки препаратов, что привело к чрезмерной нагрузке на сердце и летальному исходу. Какие конкретно препараты давались и в каких дозировках он тоже пояснил:

«От 30 до 40 ампул камфары в сутки, 2 ампулы стрихнина, 2 ампулы дигалена, 4 ампулы кофеина. Это - как выработанная нами с профессором Плетневым норма на каждый день, с первого же дня болезни; конечно, эти дозы постепенно, с нарастанием слабости больного, увеличивались, что окружающим могло казаться естественным, т.к. его сердце требовало подкрепления. Но его сердце, его легкие были таковы, что эта доза подкрепления была чересчур велика. Затем, кроме этого, вспрыскивался ему целый ряд других вещей, однако, уже полезных для него. Так, например, ему вводился в вену уротропин, что является обычным средством при такого рода заболеваниях, ему вводилась глюкоза - прекрасное спасительное средство для сердца».

И снова всё это никак не укладывается в версию о фальсифицированном характере судебного процесса. Следователи выдумать всё это точно не могли. Их должен был кто-то консультировать. Но кто? И зачем выдумывать столь сложную версию?

Что же касается политического смысла директивы Ягоды по поводу убийства Горького, то Левин дал следующие показания:

«ВЫШИНСКИЙ. Я с вами говорил относительно организации тех убийств, о которых вы здесь показывали. Ягода, как я вас понял, излагал вам и политические мотивы, по которым действовали?

ЛЕВИН. Излагал. Я о них уже говорил. Он говорил о том, что в партии растет недовольство партийным руководством.

ВЫШИНСКИЙ. Это Ягода говорил?

ЛЕВИН. Да. ...что недовольство это ширится по всей стране, что нет почти ни одного крупного учреждения, в котором не сидели бы люди, недовольные этим руководством и считающие нужным руководство это сменить и заменить другими людьми. Он при этом мне сказал о необходимости прихода к власти других людей...

ВЫШИНСКИЙ. Путем? При помощи?

ЛЕВИН. Вот когда он кончил эту вступительную историческую справку, он сказал: для облегчения этого дела мы должны устранить с политической арены несколько членов Политбюро и Алексея Максимовича Горького. Во второй беседе он мне объяснил, почему Алексея Максимовича, - потому что Алексей Максимович является сторонником, стойким сторонником линии партийного руководства, в частности, большим поклонником и опять-таки сторонником всей политики Сталина, является и личным его другом, никогда ему ни при каких условиях не изменит, всегда нам будет стоять на пути, всегда нам будет портить. Его необходимо устранить”.

Показания Левина подтвердил и подсудимый Буланов, занимавший должность секретаря коллегии ОГПУ и выполнявший роль фактически личного секретаря Ягоды.

«Со слов Ягоды, я знаю, что в этом преступлении принимали участие доктор Левин, профессор Плетнев и секретарь Горького Крючков. Я лично несколько раз слышал, как Ягода инструктировал Крючкова о том, что он должен постараться простудить Алексея Максимовича, говоря, что при том состоянии легких, которое было у Горького, простуда может быть чревата последствиями, а остальное все, что нужно, сделают Плетнев и Левин. Насколько мне известно, Левина Ягода привлек, завербовал к этому делу и вообще к случаям отравления, используя какой-то компрометирующий против него материал (какой, я не знаю), и то, что он подкупал Левина. Лично я, например, организовывал ту дачу, о которой говорил здесь доктор Левин. Я лично доктору Левину не один раз давал, по распоряжению Ягоды, когда Левин ездил за границу, деньги в иностранной валюте».

И далее:

«Из того, что мне говорил Ягода, я знаю, что Крючковым было так и сделано, что по настоянию Ягоды он перевез Горького в Москву в неудобное, кажется, по климатическим условиям время года, что здесь по приезде он направил его на городскую квартиру, где кто-то болел гриппом, т.е. в атмосферу, где вернее всего, при слабости Алексея Максимовича, он должен был заразиться гриппом. А дальше, при лечении его, т.к. я говорил, и Левин, и Плетнев, путем заведомо неправильного лечения, сделали свое дело. Вот все, что я знаю по поводу умерщвления Алексея Максимовича Горького».

Интересны и показания Ягоды, который заявил о том, что к организации правых принадлежал аж с 1928 года:

«Начало моей антисоветской деятельности надо отнести к 1928 г., когда я вступил в антисоветскую организацию правых. Этому предшествовали мои переговоры с Рыковым, с которым у меня были довольно дружеские личные отношения.

Особенность моего положения в организации заключалась, главным образом, в том, что я, как заместитель Председателя Объединенного Государственного Политического Управления, в то время не мог участвовать в открытой контрреволюционной борьбе правых и находился в законспирированном положении. О такой моей роли в организации правых знали несколько человек: Рыков, Бухарин, Угланов, Смирнов А.П. (Фома), Томский. На первом этапе борьбы правых против советской власти моя роль заключалась в том, что я снабжал организацию правых - Рыкова и Бухарина - тенденциозно подобранными секретными материалами ОГПУ, которые они - Бухарин и Рыков - использовали в своей борьбе против партии».

Позднее, когда правые были разгромлены и перешли на нелегальное положение, их основной идеей стал «дворцовый переворот»:

«В 1932 г., в связи с общим планом правых на свержение советской власти и захват власти в свои руки, по предложению Томского, я устанавливаю связь с Енукидзе. Предложение это было не случайно. Тогда ведущей идеей правых и отправным пунктом деятельности организации была ставка на контрреволюционный переворот путем захвата Кремля. Я считаю излишним объяснять здесь суду, что сама по себе постановка этого вопроса являлась результатом краха ставки на массовое восстание, в первую очередь, на кулацкие восстания, которые в какой-то мере мыслились в период трудностей, т.е. в 1930-1931 гг. В конце 1932 г., когда победа колхозного строя лишила нас ставки на массовые кулацкие восстания, ставка на так называемый дворцовый переворот стала главенствующей. Отсюда совершенно ясно, что моя роль в организации, роль человека, занимающего должность заместителя председателя ОГПУ, в руках которого находились технические средства переворота, т.е. охрана Кремля, воинские части и т.д., была поставлена в центре внимания, и именно поэтому, по предложению центра правых, и установлена была мною связь с Енукидзе, (тогда он занимал пост секретаря Центрального исполнительного комитета СССР) одним из руководителей заговорщической работы правых».

И далее подробности о связи с Енукидзе:

«С Енукидзе я связался в конце 1931 г. или в начале 1932 г. К концу 1932 г. я встречался с ним систематически, вместе с ним неоднократно обсуждал вопрос о так называемом «дворцовом перевороте». Со слов Енукидзе я узнал, что в Кремле была создана военная заговорщическая организация, которая в любой момент готова совершить переворот. С его слов я узнал и относительно ориентировки на германский фашизм, пришедший к власти в 1933 г.

В 1933 г. был организован и оформился центр, блок троцкистов, правых и зиновьевцев. Я узнал также, что блок через Рыкова связан с меньшевиками и через Енукидзе с эсерами. О решениях этого центра меня осведомлял Енукидзе. От него я узнал, что в январе 1934 г. готовился государственный переворот с арестом состава ХVII съезда партии, который происходил в то время».

А вот показания о связи с фашистскими кругами и Троцким:

«В 1935 г. Карахан меня посвятил во внешнеполитическую ориентацию право-троцкистского блока, по поручению которого он - Карахан - вел переговоры с германскими фашистскими кругами. «Немцы, - как говорил мне Карахан, - помогут блоку в деле свержения советской власти». Карахан рассказал мне, что Троцкий давно уже ведет переговоры с немцами и слишком «ангажировался» (я беру это в кавычках), обещав им за помощь в борьбе с большевиками много лишнего. Троцкий обещал отдать немцам Украину, Японии - Приморье. Блок, по словам Карахана, поручил ему поторговаться с немцами. «Конечно, кое-что уступить придется», - говорил Карахан. Карахан потребовал у меня информацию об организации право-троцкистского блока по Союзу для предстоящей беседы с фашистскими немецкими кругами. Я дал ему эту информацию об организации. Знаю, что у него состоялась встреча с руководящими фашистами, что было достигнуто тогда соглашение о поддержке немцами антисоветского блока, но детали переговоров, в том смысле, какой ценой достигнуто это соглашение, мне не известны. С кем он виделся персонально, я скажу на закрытом заседании».

Конечно, господа антикоммунисты могут возразить, что Карахан был расстрелян еще осенью 1937 года, поэтому показания Ягоды он ни подтвердить, ни опровергнуть уже не мог. Однако Ягода был арестован еще раньше Карахана, в конце марта 1937 года, а материалы дела Карахана до сих пор не опубликованы.

Интерес представляют так же и показания Ягоды, касающиеся убийства Кирова:

«В 1934 г., летом, Енукидзе сообщил мне об уже состоявшемся решении центра право-троцкистского блока об организации убийства Кирова. В этом решении принимал непосредственное участие Рыков. Из этого сообщения мне стало совершенно известным, что троцкистско-зиновьевские террористические группы ведут конкретную подготовку этого убийства. Излишне здесь говорить, что я пытался возражать, приводил целый ряд аргументов о нецелесообразности и ненужности этого террористического акта. Я даже аргументировал тем, что за совершение террористического акта над членом правительства в первую очередь ответственность несу я как лицо, ответственное за охрану членов правительства. Излишне говорить, что мои возражения не были приняты во внимание и не возымели своего действия. Енукидзе настаивал на том, чтобы я не чинил никаких препятствий к этому делу, а террористический акт, - говорил он, - будет совершен троцкистско-зиновьевской группой. В силу этого я вынужден был предложить Запорожцу, который занимал должность заместителя начальника Управления НКВД, не препятствовать совершению террористического акта над Кировым. Спустя некоторое время Запорожец сообщил мне, что органами НКВД был задержан Николаев, у которого были найдены револьвер и маршрут Кирова, Николаев был освобожден.

Вскоре после этого Киров был убит этим самым Николаевым. Таким образом, я категорически заявляю, что убийство Кирова было проведено по решению центра «право-троцкистского блока». По решению этого же центра были произведены террористические акты и умерщвлены Куйбышев, Менжинский и Горький».

Одним из «аргументов» в пользу фальсифицированного характера «московских процессов» господа антикоммунисты считают тот «факт», будто на каждом процессе в убийстве Кирова обвинялись разные лица. Дескать, получается, что суд сначала признал ответственными за это убийство зиновьевцев, а потом бухаринцев. Однако, как мы видим, дело обстоит абсолютно не так. Зиновьев и Каменев признались в организации убийства Кирова, однако, на тот момент контрреволюционная организация правых вообще не была еще вскрыта. Не было у Зиновьева и Каменева ни малейшей необходимости раскрывать своё сотрудничество с правыми. Более того, как видно из показаний Ягоды, зиновьевцы были непосредственными исполнителями, а правые руками Ягоды, скорее, создавали условия для совершения преступления.

Вернёмся к убийству Горького. В рамках судебного процесса была проведена экспертиза, проводили профессора Д.А. Бурмин, Н.А. Шерешевский, В.Н. Виноградов, Д.М. Российский, В.Д. Зипалов. Касательно лечения Горького эксперты пришли к следующим выводам:

«ВОПРОС: Допустимо ли, чтобы больному с резко выраженным пневмосклерозом, с наличием бронхоэктазов и каверн, эмфиземы легких и перерождения сердечно-сосудистой системы, страдающему тяжелыми периодическими кровохарканиями, назначался режим длительных прогулок после обеда, особенно в сочетании с утомительным трудом?

Мог ли подобный режим, проводимый в течение продолжительного времени, вызвать у больного ухудшение состояния здоровья и, в частности, сердечно-сосудистой системы?

ОТВЕТ: Такой режим, безусловно, недопустим и мог обусловить ухудшение здоровья больного и, в частности, ухудшение состояния сердечно-сосудистой системы.

ВОПРОС: Допустимо ли помещение подобного больного в квартиру, где заведомо имелись больные гриппом?

ОТВЕТ: Абсолютно недопустимо, ибо этим обеспечивается заражение данного больного гриппом.

ВОПРОС: Правильно ли было ведение больного, правильно ли велась история болезни и лечение А.М. Горького во время его последнего заболевания с 31 мая по 18 июня 1936 г.?

ОТВЕТ: Констатация тяжелого состояния больного нашла достаточное отражение в истории болезни, проводимое же лечение зарегистрировано преступно небрежно.

ВОПРОС: Допустимо ли вообще длительное, одновременное применение больших доз сердечных средств внутривенно, подкожно и внутрь, именно дигиталиса, дигалена (препараты наперстянки), строфантина и строфанта, а в частности, у тяжелобольного А.М. Горького 69-ти лет, страдавшего вышеуказанным поражением внутривенных органов?

ОТВЕТ: Абсолютно недопустимо.

ВОПРОС: Каковы могли быть последствия такого лечения у А.М. Горького при его последнем заболевании?

ОТВЕТ: Такой метод лечения вообще должен был привести к истощению сердечной мышцы, а в данном случае - мог обусловить смертельный исход.

ВОПРОС. Возможно ли допустить, чтобы врачи достаточной квалификации могли применить такой неправильный метод лечения без злого умысла?

ОТВЕТ: Этого допустить нельзя.

ВОПРОС: Можно ли на основании совокупности этих данных считать установленным, что метод лечения А.М. Горького был заведомо вредительским, направленным к ускорению его смерти, с использованием для достижения этой преступной цели специальных познаний, которыми располагали обвиняемые Левин и Плетнев?

ОТВЕТ: Да, безусловно, можно считать установленным».

Господа антикоммунисты, конечно, могут возразить и сослаться на справку председателя КГБ И.А. Серова «О процессе по делу антисоветского право-троцкистского блока» от 7 июля 1956 года, в которой сообщается:

«Профессор ВИНОГРАДОВ и профессор ШЕРЕШЕВСКИЙ, будучи опрошены в 1956 г., заявили, что никаких документов, подтверждающих факт неправильного лечения Куйбышева, Горького, Менжинского и Пешкова, им представлено не было и что заключение они выносили только на основании показаний подсудимых, которые во всем признавали себя виновными.

Так, Виноградов, в частности, указал:

«Заключения мною и другими экспертами давались на основании общих вопросов без предъявления какой-либо подробной документации (историй болезней с подробными дневниками, анализами и снимками). Таким образом, наши ответы на поставленные вопросы носили чисто теоретический характер. Утверждать подлинность этого факта на основании тех материалов, которые имелись перед нами, мы не могли».

ШЕРЕШЕВСКИЙ по этому поводу заявил:

«...наше заключение явилось производным от показаний обвиняемых и каким-либо дополнительным доказательством их вины служить не могло, поскольку документов медицинского характера, подтверждающих сам факт лечения больных именно таким образом, как об этом говорилось в показаниях обвиняемых, нам представлено не было».

Одновременно ШЕРЕШЕВСКИЙ и ВИНОГРАДОВ охарактеризовали ПЛЕТНЕВА как выдающегося ученого с мировым именем. А в отношении ЛЕВИНА, обвиняемого в умерщвлении Горького, ШЕРЕШЕВСКИЙ сообщил:

«ЛЕВИН был лечащим врачом Горького и, насколько я знаю, безгранично любил его. Когда он говорил о нем, он просто преображался. И это никак не увязывается с его обвинением в умышленном умерщвлении А.М. Горького»».

Тем не менее, вдумчивый читатель обратит внимание, что ни Виноградов, ни Шерешевский не признаются, что дали неправильное экспертное заключение. Они утверждают лишь то, что им не были предъявлены некие «документы медицинского характера», подтверждавшие бы, что Горького лечили именно так. Однако эксперты отвечают на вопросы, поставленные судом. А вот оценка подлинности показаний подсудимых касательно лечения Горького - это дело суда, а никак не экспертов. Что Горького лечили именно так - этот факт подтверждался показаниями и Левина, и Казакова, и Плетнёва. У суда не было оснований сомневаться в подлинности этих показаний. Какой смысл искать «документы медицинского характера», если все подсудимые врачи в один голос заявляют о вполне конкретных способах лечения. Вот если бы кто-то из них стал отрицать, что использовались именно такие методы, то суду стоило бы запросить подтверждающие документы. Но в данном случае в этом не было необходимости. Так что нет ни малейшего основания считать экспертное заключение ошибочным. Это заключение подтвердило факт, что установленные судом методы лечения Горького подсудимыми врачами являлись вредительскими.

Вообще, упомянутая выше справка председателя КГБ Серова, несомненно, является одним из «документов», на которые опиралась в своих выводах «комиссия Шверника». В этой справке можно найти массу передёргиваний, логических несоответствий и откровенной лжи.

К примеру, вот каким образом «доказывается» невиновность Раковского:

«РАКОВСКИЙ Х.Г., показав о своем активном участии в «правотроцкистском блоке» и сотрудничестве с японскими и английскими разведорганами, после суда неоднократно заявлял о своей невиновности и утверждал, что на следствии его принудили дать заведомо ложные показания.

Агент «Анри», содержащийся вместе с РАКОВСКИМ в Орловской тюрьме, 17 марта 1940 г. доносил, что РАКОВСКИЙ:

«целиком опровергает свою вину, считая все, что было на процессе и следствии, сплошной комедией. Иногда вскользь он утверждал, что все свои показания он дал под давлением», (арх. дело № 300956, т. 9, л.д. 181)

Другой агент «Дима», также находившийся с РАКОВСКИМ в одной камере, 2 апреля 1941 г. сообщил, что РАКОВСКИЙ в беседах с ним категорически отрицал свою причастность к право-троцкистскому блоку, говорил, что протоколы его допроса фальсифицировались и при этом заявлял:

«Я возмущался, когда АРОНСОН (следователь) написал протокол, в котором говорилось, что мы хотели восстановить капитализм. «Слушайте, - сказал я ему, - ведь это безграмотно». Он бросил скомканный протокол в лицо. Вообще, когда я писал не так, как им хотелось, то они всегда делали так...» (там же, л.д. 322)

Допрошенный 3 июля 1956 г.[23] бывший сотрудник НКВД СССР АРОНСОН Я.А. подтвердил, что следствие в отношении РАКОВСКОГО действительно проводилось в обстановке грубого нарушения норм социалистической законности».

Как мы видим, здесь вообще доходит до смешного. Выходит, что невиновность Раковского вытекает из того, что он об этом заявил лагерному стукачу. А в суде он себя «оговорил» исключительно потому, что в ходе следствия он подвергся «страшным истязаниям», заключавшимся в том, что следователь систематически бросал ему в лицо скомканные протоколы. Это, конечно, «чудовищное» нарушение социалистической законности.

В том же духе и про Крестинского:

«КРЕСТИНСКИЙ в ходе следствия показал, что он являлся активным участником «антисоветского право-троцкистского блока» и в октябре 1933 г. во время пребывания в отпуске за границей, при содействии БЕССОНОВА, в городе Меране имел встречу с Л. ТРОЦКИМ и СЕДОВЫМ. Во время этой встречи ТРОЦКИЙ, по словам КРЕСТИНСКОГО, передал ему директиву о создании в Советском Союзе объединенных сил троцкистов, правых и военных заговорщиков; о необходимости применения в борьбе террора, вредительства и диверсий, а также о заключении соглашений с иностранными правительствами для свержения советского государственного строя.

Однако эти показания КРЕСТИНСКОГО не находят подтверждения в оперативных материалах ИНО НКВД СССР, осуществлявшего агентурное наблюдение за ТРОЦКИМ за границей. В архивных документах ИНО НКВД не имеется никаких данных о пребывании ТРОЦКОГО и СЕДОВА в Меране, нет также данных и вообще об их встрече с КРЕСТИНСКИM.

Сам ТРОЦКИЙ после опубликования материалов процесса корреспонденту газеты «Нью-Йорк Геральд Трибюн» заявил, что он

«...не имел никаких сношений с КРЕСТИНСКИМ, начиная с 1927 г., и не встречался, а также не переписывался с ним непосредственно или через третье лицо.

...он никогда не был в Меране и до получения информации сегодня от своего секретаря не знал, где находится это место...» (арх. дело № 13005, т. 3, л.д. 285)».

Замечательно! В ходе судебного процесса не только Крестинский, а еще целый ряд подсудимых дали показания об этой встрече. Однако все эти показания нужно признать фальшивкой в силу того, что, во-первых, ИНО НКВД (при том, что НКВД в те годы, возглавлялся подсудимым Ягодой) проморгал (или умышленно скрыл) поездку Троцкого в Мерано и, во-вторых, сам Троцкий (по сути, один из главных обвиняемых) заявил, что никакой встречи в Мерано не было. Кроме того, как мы помним, из процитированных ранее показаний, Троцкий был в Мерано по подложным документам.

А вот как доказывается «невиновность» Рыкова:

9 августа 1937 г. РЫКОВ, например, заявил:

«На предыдущих допросах, давая показания о резервных кадрах нашей организации, я не сказал основного, а именно, что по директиве центра правых, в частности, по директиве, переданной мною АНТИПОВУ, был создан резервный центр организации правых. В состав этого центра вошли: АНТИПОВ, СУЛИМОВ, УХАНОВ, СЫРЦОВ и ХАЛАТОВ», (арх. дело № 967582, т. 1, л.д. 138).

Эти показания РЫКОВА являются полностью вымышленными, ибо, как выяснилось при проверке, АНТИПОВ, СУЛИМОВ, УХАНОВ, СЫРЦОВ и ХАЛАТОВ в прошлом были арестованы по обвинению в принадлежности к контрреволюционной организации правых необоснованно, в связи с чем в 1955-1956 гг. они полностью реабилитированы».

Как мы видим, единственным «доказательством» невиновности тут является реабилитация. Никаких дополнительных пояснений, на основе чего были «реабилитированы» указанные выше лица, не приводится.

И далее в том же духе:

«На допросе от 23 июня 1937 г. РЫКОВ показал:

«...центральной фигурой организации правых на Урале был КАБАКОВ, которого мы тщательно законспирировали. КАБАКОВА я лично в процессе неоднократных бесед вовлек в организацию правых... КАБАКОВА, как крупнейшего члена нашей организации, я держал в курсе наших заговорщических планов. В частности, КАБАКОВ был мною посвящен в план т.н. дворцового переворота» (арх. дело № 967582, т. 1, л.д. 97-99).

КАБАКОВ в 1937 г. был арестован на основании этих показаний и осужден к расстрелу. В настоящее время КАБАКОВ реабилитирован».

К слову, понятия «реабилитация» вообще не было в советском уголовно-процессуальном праве. Там был прописан порядок выполнения процедур отмены приговора и признания человека невиновным. Все эти процедуры должны были проводиться через суд. Комиссии по реабилитации - это хрущевское изобретение, позволявшее во внесудебном порядке объявлять человека невиновным.

Отдельный раздел в данной справке уделён «пыткам и избиениям». Однако с доказательствами и здесь туго. Вот что удалось накопать хрущевским фальсификаторам истории.

«Допрошенный в 1956 г. бывший работник НКВД СССР АРОНСОН Я.А., принимавший участие в расследовании дела антисоветского право-троцкистского блока, по этому поводу показал:

«...Период конца 1937 г. и начала 1938 г., когда велось следствие по данному делу, являлся периодом массового избиения арестованных. Я помню, как тогда в тюрьму часто приезжал, обычно ночью, ЕЖОВ и ходил по кабинетам следователей. Весь разговор его обычно сводился к следующему: “Кого допрашиваете, что дает? Дайте ему как следует!” ЕЖОВА сопровождали ВЛОДЗИМИРСКИЙ и др., которые подчас сразу же показывали, как нужно давать»».

На самом деле, бессодержательные показания. На Ежова и его подручных можно было валить что угодно, поскольку они давно уже были расстреляны. Нужны хотя бы показания самих избитых.

«Работавшая в 1937-1938 гг. начальником санчасти Лефортовской тюрьмы РОЗЕНБЛЮМ А.А. будучи допрошена в 1956 г., заявила:

«Работая в санчасти Лефортовской тюрьмы, я видела многих арестованных в тяжелом состоянии после нанесенных им побоев на следствии, в частности, я оказывала медпомощь МАРЬЯСИНУ, который был жестоко избит на следствии.

В очень тяжелом состоянии находился в санчасти бывший сотрудник НКВД БЛАТ, который пытался покончить жизнь самоубийством и который был также тяжко избит...

...КРЕСТИНСКОГО с допроса доставили к нам в санчасть в бессознательном состоянии. Он был тяжело избит, вся спина его представляла из себя сплошную рану, на ней не было ни одного живого места. Пролежал, как я помню, он в санчасти дня три в очень тяжелом состоянии.

К ЯГОДЕ я заходила часто. Обычно он жаловался на сердце... один раз видела у него на лице под глазом большой кровоподтек»».

Примечательно, что авторы справки чуть выше жаловались на нехватку медицинской документации, которую в ходе судебного процесса не предъявили экспертам. А как здесь с медицинской документацией? Есть показания начальника санчасти. Но ведь эти показания как раз могут и должны быть подтверждены документально. Неужели ни одной бумажки не осталось, ни одной истории болезни? Возможно, конечно, было указание такую документацию не вести. Тогда вопрос, кто и когда дал такое указание и почему начальник санчасти об этом не упоминает в своих показаниях.

«Так, свидетель ЛЕРНЕР Н.М., принимавший участие в допросах ЯГОДЫ, 2 июня 1956 г. заявил:

«...ЯГОДА мне неоднократно жаловался о том, что его избивают на допросах. Я ему не верил и говорил ему об этом.

Однажды, это было в Лефортовской тюрьме, я допрашивал ЯГОДУ. Ко мне в кабинет зашли ЕЖОВ, ФРИНОВСКИЙ и КУРСКИЙ, и по предложению ЕЖОВА я вышел из кабинета. Когда, спустя некоторое время, мне разрешили вернуться, я увидел на лице ЯГОДЫ синяк под глазом. ЯГОДА, показывая мне синяк, спросил меня: “Теперь вы верите, что меня бьют?”».

Кроме того, также со следами побоев на лице я лично видел БУЛАНОВА».

Странно. Ягоду и Буланова бьют, но никто из них не пишет ни одной письменной жалобы по этому поводу, не заявляет об этом в суде.

«Как сообщил внутрикамерный агент «БЛАГИН»:

«Он, БЕССОНОВ, подписал предъявленное ему обвинение, потому что иначе ему угрожали фашистской расправой. Будучи в Лефортово, он видел бывших членов ЦК, которые подверглись избиению во время следствия, при этом назван был ПТУХА, бывший член ЦК ВКП(б), ЛАВРЕНТЬЕВ, член ЦК и другие. КРЕСТИНСКИЙ подвергся сильному избиению, он носил гипсовую повязку во время судебного процесса»».

И тут снова. Всех бьют, а они ни одной жалобы не пишут. Крестинскому вот специально даже конечность сломали, чтоб он на суде мог её предъявить в качестве доказательства садистских методов следствия, а он молчит, как партизан.

«Раковский об обстановке следствия по его делу, как это видно из донесения агента «Дима», рассказывал в камере Орловской тюрьмы так:

«...когда вам чуть ли не с первого дня дают понять, что вы должны лгать на себя и на других, марать свое имя и честь, то вами овладевает бешенство, возмущение. Вы начинаете бороться, сопротивляться, но потом, когда вам говорят, как мне сказал АРОНСОН: “Старик, не выдержите, дадите показания”, когда вам говорят, что уничтожат вашу семью, что вас расстреляют, вы сдаетесь.

Когда мне сказали, что мою жену посадят в Лефортово, я закричал и схватился за голову - это означало, что она умрет. Страх за семью, сознание, что посылаешь ее на смерть, страх и желание жить, полная безнадежность, а потом партийная автоматика, привычка подчиняться партии - заставляют лгать и делать черт знает что. Все это ложь, тут во всех этих делах нет ни капли правды».

Далее он же говорил:

«Я катался из Бутырок в Лефортово, а из Лефортово на Лубянку. Я каждую ночь ждал расстрела. В Лефортово, в этом ужасном остроге, где были слышны крики пытаемых людей, стоны женщин, выстрелы во время расстрелов и постоянный шум авиамоторов, мне вдруг обрезали когти - я понял, что меня хотят пытать. Вскоре меня вызвали ночью. Я предстал перед НИКОЛАЕВЫМ, АГАСОМ и еще одним типом, который у них осуществлял пытки. Когда я вошел, мне сказали, что я шпион. “Я шпион?” “Да, вы. И вы нам расскажете о вашей деятельности сами”. Я понял, что это конец, что единственный путь к спасению ведет через максимальное обвинение себя. Это диалектика... Тут пошло все - и японцы, и англичане. Я иногда запутывался сам в том, что я наговорил».

Даже если признать показания Раковского за чистую монету, то они подтверждают, что сотрудники НКВД использовали запугивание пытками, но не сами пытки. И снова возникает вопрос, почему Раковский молчал о беззаконии в суде. Почему, интересно, путь к спасению он видел исключительно в самооговоре? Да, понятно, что если все следователи поголовно садисты, то, возможно, это и правильная линия. Но почему он не разоблачил их в суде? И никто из подсудимых не разоблачил. Все подсудимые поголовно оказались трусами?

Практически то же самое и по Бессонову:

«БЕССОНОВ, отбывая наказание в тюрьме, категорически отрицал свою вину, а о причинах, толкнувших его на ложные показания, говорил так:

«Допрашивавший меня сначала лейтенант, а затем майор госбезопасности предупредили, что, если я не дам нужных им показаний, то сделают из меня котлету. И действительно, спустя несколько дней меня вызвали поздно вечером в какую-то, доселе неизвестную мне, комнату. Там уже было 5 молодцов, а на столе лежали необходимые принадлежности - резиновая дубинка, перчатки, палка и еще что-то.

Майор, потирая руки, спросил меня о показаниях, а я, увидев это, перетрусил немного, т.к. об избиениях до смерти я уже знал... Решил врать. Ну и стал, таким образом, контрреволюционером. А суд ведь был сплошной комедией»».

Не избивали, просто пригрозили избиением. Струхнул. Можно понять, со всеми бывает. Зачем подтвердил свои ложные показания в суде? Или, все же, показания не были ложными?

А вот еще любопытный момент:

««Обработка» арестованных по делу право-троцкистского центра не прекращалась ни днем, ни ночью. На допросах этим занимались следователи, а в камерах специально подсаженные люди. Об одном из таких людей РАКОВСКИЙ, после его осуждения, рассказывал сокамерникам:

«В Лефортово ко мне посадили ЛИБЕРМАНА... Мне давали писать показания в камеру. Когда я их приносил, то если они им не нравились, они рвали их и бросали мне в лицо. Когда же я консультировался с ЛИБЕРМАНОМ, то мои показания всегда удовлетворяли следователей. Он служил передаточной инстанцией, он диктовал мне их волю, через него я спрашивал их совета...

В конце концов, мне было все равно, я ведь лгал, и он не мог мне повредить, а наоборот - облегчал мой труд»».

То есть Раковский прекрасно знал о таком методе, как использование подсадных. При этом выше в справке показания этих подсадных используются как свидетельство невиновности Раковского. Ну понятно, что позднее Раковский, желая скорейшего освобождения рассказывал сокамерникам о своей невиновности, понимая, что среди них могут быть подсадные.

Именно из этой справки «растут уши» версии о фальсифицированном характере процесса. Как доказательства приводятся показания Фриновского.

«Из показаний арестованного бывшего заместителя наркома внутренних дел СССР ФРИНОВСКОГО видно, что на эти очные ставки выводились специально проинструктированные арестованные.

ФРИНОВСКИЙ об этом показал:

«Арестованных готовили специально, вначале следователь, после начальник отдела. Подготовка заключалась в зачитке показаний, которые давал арестованный на лицо, с которым предстояла ставка, объясняли, как очная ставка будет проводиться, какие неожиданные вопросы могут быть поставлены арестованному и как он должен отвечать.

По существу происходил сговор и репетиция предстоящей очной ставки. После этого арестованного вызывал к себе ЕЖОВ или делал вид, что он случайно заходил в комнату следователей, где сидел арестованный, и говорил с ним о предстоящей ставке, спрашивал, твердо ли он себя чувствует, подтвердит ли и, между прочим, вставлял, что на очной ставке будут присутствовать члены правительства.

Обыкновенно ЕЖОВ перед такими очными ставками нервничал, даже и после того, как разговаривал с арестованным. Были случаи, когда арестованный при разговоре с ЕЖОВЫМ делал заявление, что его показания неверны, он оклеветан»».

Однако внимательный читатель заметит, что здесь речь вовсе не идет о фальсификации показаний в рамках очной ставки. Как мы помним, такие очные ставки проводились в декабре 1936 года, в том числе, с участием Бухарина. На него тогда давали показания ряд представителей «школы Бухарина» из числа партийной молодёжи. Причем происходило это всё в присутствии членов Правительства. Одно дело - просто дать показания следователю, совсем другое говорить всё то же самое видному члену партии партии в лицо, да еще в присутствии высших руководителей советского государства. Вполне логично, что здесь участник очной ставки мог запутаться, забыть свои показания. Поэтому и нужна была репетиция.

Сам факт такой подготовки никак не говорит о том, что показания в ходе очной ставки давались ложные, продиктованные следователем. Фриновский, конечно, употребил слово «сговор». Но почему нет ни слова о фальсификации? Да и не совсем понятно, по поводу чего Фриновский давал эти показания... Данный фрагмент выглядит вырванным из контекста. Фриновский, как известно, был арестован по делу Ежова и расстрелян с ним в один день. Материалы данного дела до сих пор засекречены. Даже если предположить, что одним из обвинений против Фриновского была фальсификация дела право-троцкистского блока, то почему следователи не добились от него однозначных показаний по поводу того, кто конкретно фальсифицировал очные ставки и в чем конкретно это выражалось. Такое впечатление, что из показаний Фриновского вырвана цитата, возможно, даже немного искажена, и вставлена в справку Серова.

Допустим, Фриновский с Ежовым, действительно, из, к примеру, карьерных соображений выдумали право-троцкистский блок и решили состряпать дело. Тогда, спрашивается, почему тот же Угланов, Астров и др. дали на очных ставках с Бухариным такие показания, которые членам Политбюро показались абсолютно недостаточными для ареста Бухарина? Или, коли уж они запугали всех этих свидетелей и заставили их врать в ходе очных ставок, то откуда у того же Ежова могла быть уверенность, что они не расскажут обо всём этом напрямую Сталину? Правда зараженный антикоммунизмом «исследователь» возразит, дескать, Сталин и сам был в курсе фальсификаций... Ну да, конечно, сам всё придумал, а на очные ставки ходил из любви к процессу и на Политбюро цирк разыгрывал поэтому же.

А вот еще один убойный «аргумент» от хрущевских фальсификаторов истории:

«В архивных делах на РАКОВСКОГО и ГРИНЬКО обнаружены отпечатанные на машинке тезисы их будущих показаний в суде. При сличении этих тезисов с показаниями, которые РАКОВСКИЙ и ГРИНЬКО давали в суде, выяснилось, что они тождественны в структурном и смысловом отношении, а отдельные фразы из них почти дословно повторяются в стенограмме судебного заседания.

Более того, в этих же архивных материалах были обнаружены и проекты «последних слов» подсудимых РАКОВСКОГО, РЫКОВА и ГРИНЬКО, а в материалах на РАКОВСКОГО оказалось даже два варианта «его» последнего слова в суде».

Это уже какое-то издевательство над здравым смыслом. Ну да, распечатали следователи подсудимым ИХ ЖЕ показания, которые те собирались огласить в суде. Причем здесь фальсификация-то? И чего криминального в двух вариантах последнего слова? Сначала Раковский написал один вариант, его распечатали. Потом решил что-то добавить.

А вот еще один «аргумент» в том же духе:

«В архиве Комитета госбезопасности при Совете Министров СССР обнаружена расшифрованная стенограмма судебного заседания по делу антисоветского право-троцкистского блока с различными рукописными поправками и вставками.

Изучение этой стенограммы и сличение ее с официальным текстом протокола судебного заседания показывает, что зафиксированные в суде показания впоследствии были изменены, причем в ряде случаев эти изменения носили характер усиления и извращения показаний подсудимых.

Так, показания подсудимого БЕССОНОВА о его встрече с ТРОЦКИМ в 1934 г. при корректировке были дополнены следующей фразой: «ТРОЦКИЙ сказал, что он очень хорошо знает меня по письмам ПЯТАКОВА и по рассказам Н.Н. КРЕСТИНСКОГО», чем изменялось не только существо показаний БЕССОНОВА, но прямо указывалось на наличие у ТРОЦКОГО связи с ПЯТАКОВЫМ и КРЕСТИНСКИМ, о чем в данном случае БЕССОНОВ и не показывал».

И снова доказательства фальсификации здесь может увидеть лишь человек с крайне формализованным мышлением. Правки в стенограмму вносились с целью дальнейшей её публикации. Что криминального если показания того же Бессонова на суде приведены в соответствие с его же показаниями данными в ходе следствия, да еще при том, что в самом начале Бессонов подтвердил верность всех своих ранее данных показаний.

Всё это юридическая казуистика, а не доказательства самооговора.

Вывод, который сделан в конце записки, откровенно безоснователен и даже смешон:

«Таким образом, в результате анализа всех материалов дела и дополнительной проверки можно утверждать, что большинство из осужденных по настоящему делу лиц в свое время принимало активное участие в оппозиционной борьбе, однако обвинение их в том, что в последующие годы они создали право-троцкистский блок и проводили организованную антисоветскую деятельность, сфальсифицировано и в этой части они подлежат реабилитации».

Вывод здесь нужно сделать совсем другой. Подлинные фальсификаторы - это всякие серовы, поспеловы, шверники и прочая сволочь. Выполняя хрущевский заказ по очернению Сталина и его соратников, они попытались высосать из пальца хоть что-то, что можно было бы представить как «фальсификацию» процесса право-троцкистского блока. Как мы видим, ни одного прямого доказательства этому в справке Серова нет. Есть лишь передёргивания, подмены понятий, ложь. Очевидно, что ни один суд не принял бы такие доказательства фальсификации материалов дел. Именно поэтому хрущевские выкормыши и пошли путем «реабилитации», а не отмены судебных решений. Реабилитировать можно кого угодно и на основе чего угодно.

Заключение

Итак, подводя итоги всем трём судебным процессам, которые в буржуазной историографии принято называть «московскими», и процессу Тухачевского, можно сделать следующие выводы.

Во-первых. Версия буржуазных горе-историков, согласно которой все четыре процесса были фальсифицированы и срежиссированы под непосредственным руководством Сталина, - ложь. Данная версия опирается на два документа - «Записку Комиссии Президиума ЦК КПСС в Президиум ЦК КПСС о результатах работы по расследованию причин репрессий и обстоятельств политических процессов 30-х годов» (она же «доклад комиссии Шверника») и упомянутую выше Справку председателя КГБ Серова. Однако ни один из этих документов не содержит прямых доказательств фальсификации материалов дел подсудимых. Данные документы содержат массу необоснованных и некорректных выводов, логических уловок, подмен понятий, придирок к мелочам и формальностям, да и просто откровенной лжи. Детальный разбор следственных и судебных материалов не проведён, выводы, сделанные судом, не опровергнуты.

Во-вторых. Другой причиной несостоятельности буржуазной версии является её полная абсурдность, несоответствие общему характеру процессов, происходивших в советском обществе и в мире. Так, абсолютно непонятна причина, по которой Сталину потребовалось уничтожать, якобы, абсолютно невиновных партийных и хозяйственных деятелей. Это при серьезном дефиците мало-мальски грамотных кадров.

Буржуазные горе-историки утверждают, что таким образом Сталин «уничтожал инакомыслящих» и «укреплял свою власть». Но тогда получается, что все же это были оппозиционеры, которые за власть-таки боролись. Ведь если не боролись, то действия Сталина выглядят и вовсе абсурдно. Оппозиционные платформы были разгромлены в конце 20-х - начале 30-х годов. Большинство оппозиционеров признали ошибочность своих взглядов, были восстановлены в партии и занимали ответственные должности. Их почему-то не стали уничтожать, когда они открыто выступали против сталинского руководства. Какой смысл Сталину «укреплять свою власть», уничтожая тех, кто, якобы, тихо и спокойно работал на своих должностях?

Хорошо, говорят буржуазные горе-историки, боролись они за власть в мягкой форме, словами, а им приписали то, чего они не делали (террор, убийства, вредительство), чтоб другим неповадно было. То есть оппозиция была, но она была вовсе не опасна, а все эти центры и блоки были выдуманы Сталиным. Но снова возникает вопрос, зачем уничтожать неопасных оппозиционеров, да еще столь изощренным способом? Ведь получается, что громадные кадровые и временные ресурсы в том же НКВД были на протяжении трёх лет заняты тем, что выдумывали несуществующие заговоры, писали сценарии, выбивали нужные показания. Причем все эти, якобы, выдуманные Сталиным сценарии и показания попадали на стол... Сталину и другим членам Политбюро, обсуждались в ЦК и внимательнейшим образом изучались (это всё достоверно установленные факты). По мнению буржуазных историков, Сталин, видимо, еще и круглый идиот, раз тратил время на изучение того, что сам же и придумал.

Не выдерживает никакой критики и тезис господ антикоммунистов о том, что все подсудимые были замучены и запуганы настолько, что в ходе публичных судебных процессов никто из них не указал на незаконные методы ведения следствия. Если предположить, что реально было указание Сталина всё это придумать, то логичнее было провести не открытые, а закрытые процессы. Ведь если показания выбиты, то очень велик риск, что на суде это вскроется. А если вскроется на суде публичном, то это еще и скандал. При таком раскладе минусов у публичного процесса гораздо больше, чем плюсов.

Столь же глупая версия, будто подсудимые сознавались, поскольку им пообещали сохранить жизнь в обмен на признания. Можно было, конечно, обмануть фигурантов первого процесса - Зиновьева и Каменева. Но фигуранты последнего процесса, по итогам двух предыдущих уж могли понять, что такая схема не работает. Если, конечно, и здесь не предположить, будто они полные идиоты.

И, наоборот, довольно легко можно объяснить, почему подсудимые дали признательные показания безо всяких пыток и обещаний пощады. Ведь в ходе следствия их вина была доказана абсолютно. Отрицать её было бессмысленно. По всей видимости, разоблачение и признание было для подсудимых облегчением. Ведь долгие годы до этого приходилось жить двойной жизнью, что вообще очень тяжело для психики. Не зря целый ряд подсудимых на разных процессах рассказывали о том, как им приходилось маскироваться под честных людей.

В-третьих. Верность выводов советского суда не вызывает сомнений и, более того, они верно отражают закономерности общественных процессов, происходивших в СССР в 1930-е годы.

На самом деле, партия большевиков на момент Октябрьской революции и позднее отнюдь не представляла собой некий монолит из высокоразвитых в научном плане марксистов. После взятия власти большевистской партией, к ней примкнуло множество в общем-то чуждых большевизму людей. Более того, даже на уровне ЦК постоянно были серьезные разногласия по принципиальным вопросам.

Так, Зиновьев и Каменев за несколько дней до вооруженного восстания, по сути, сделали этот план «достоянием общественности». Бухарин был в курсе мятежа левых эсеров и их планов убить Ленина, но никаких действий предотвращения всего этого не предпринял, а то и вовсе поддержал втихаря. Троцкий «прославился» целым рядом откровенно вредительских мероприятий в армии в ходе Гражданской войны.

Никакой «ленинской гвардией» все эти оппозиционные господа не являлись. По сути, они являлись ленинской головной болью. В ЦК они оказались только лишь потому, что банально не хватало твёрдых большевистских кадров и приходилось работать с кем попало.

Только высочайший уровень научно-теоретической подготовки Ленина, а потом и Сталина позволил направлять деятельность всей этой разношёрстной публики так, чтоб все же идти к коммунизму.

Нужно понимать, что «инакомыслящие» - это не просто те, кто имеет другое мнение. Это те, кто, будучи не в силах доказать верность своей линии, не имеют совести признать свои ошибки, продолжая отстаивать ошибочные взгляды, затаив обиду и занимаясь вредительством исподтишка, чтоб доказать свою «правоту». Этим, собственно, и занимались троцкисты, зиновьевцы и бухаринцы после теоретического разгрома своих платформ. Вся их деятельность была направлена на срыв индустриализации и коллективизации, дабы доказать массам, что правы были именно они.

Истина всегда конкретна. Построение коммунизма - сложнейшая научная задача. Для данных конкретно исторических условий не может быть двух одинаково правильных линий построения коммунизма. По сути, инакомыслие и есть оппортунизм, а оппортунизм - это, прежде всего, линия классового врага в коммунистическом движении. Это объективно так, в независимости от того, осознаёт это конкретный оппортунист или нет.

Даже если оппортунист считает, что он борется за коммунизм, он объективно работает на буржуазию. И вот эту объективную сторону буржуазия очень хорошо осознаёт, активно работая в оппортунистической среде, превращая объективную агентуру уже во вполне конкретных шпионов, диверсантов, вредителей. Чем успешнее идет строительство коммунизма, тем сильнее сопротивление буржуазии, тем изощрённее её методы. Сформулированный Сталиным закон обострения классовой борьбы по мере движения к коммунизму - верен.

Не мудрено, что разгром партией левого и правого уклона в конце 1920-х - начале 1930-х годов привел оппортунистов к смене тактики - фактическому уходу в подполье, объединению наиболее радикальных элементов из разных оппортунистических групп, попыткам установить контакты с Троцким и иностранными разведками. Таким образом, несмотря на то, что массовая поддержка оппортунистов уменьшилась, их радикальность и беспринципность лишь усилилась. Возросла и их опасность для советской власти. Бывшие вожди оппозиции признали свои ошибки лишь формально, но на деле продолжали объединять всех несогласных, занимавших различные посты в советских и партийных организациях, промышленности. Кроме того, они установили связь с Троцким, который стал, по сути мозговым центром антисоветской работы оппортунистов в СССР.

В-четвертых. Первой крупной вскрытой органами НКВД организацией оппозиционеров был так называемый троцкистско-зиновьевский блок. Данная организация, как было доказано следствием, организовала убийство Кирова и планировала целый ряд покушений на высших руководителей СССР, наиболее близких к Сталину. Троцкисты-зиновьевцы делали ставку на то, что физическое устранение Сталина и преданных ему людей позволит осуществить переворот, в результате которого власть окажется в руках оппозиционеров. Обеспечить признание переворота на международной арене планировалось через Троцкого, который через иностранные разведки вел переговоры с буржуазными правительствами об определенных уступках со стороны СССР (в том числе, территориальных и экономических), которые путчисты были готовы сделать в обмен на признание переворота. Вскрытые на «первом московском процессе» факты, однако, указывали на то размах троцкистской сети гораздо шире, от троцкистов-зиновьевцев ниточки тянулись к хозяйственным и военным кадрам.

В-пятых. Другой линией оппозиционеров стало вредительство и саботаж. В конце 20-х годов и левые, и правые оппортунисты пытались атаковать сталинский план индустриализации и коллективизации на партийных съездах, упирая на невозможность его реализации. Однако успешная реализация сталинских пятилеток заставила их сменить тактику.

Если вдуматься, то доказать, что имело место именно вредительство, а не простая халатность, чрезвычайно сложно. Противники сталинской линии упирали на то, что повышение аварийности на производстве и есть доказательство провала сталинской индустриализации. Между тем повышенная концентрация аварий в определенных отраслях и областях, а также оппозиционное прошлое многих ответственных лиц, в ведомствах которых происходили аварии, указывали на то, что вредительство имеет организованный характер. К примеру, происходил взрыв на производстве таких компонентов, из-за нехватки которых вставали и смежные производства, происходили аварии на узловых станциях, вредительски переводились инструкции к иностранному оборудованию или же для работы с таким оборудованием ставились заведомо неподготовленные кадры.

Более тщательное расследование аварий, инициированное высшим партийным руководством, привело к вскрытию масштабной вредительской сети, руководили которой целый ряд крупных хозяйственных руководителей (Пятаков и др.), в прошлом связанных с Троцким и сохранивших с ним контакты. Следствием было установлено, что целью вредительства и саботажа был подрыв авторитета сталинского руководства. Однако, помимо этого, данная организация тоже имела контакты с Троцким и разрабатывала планы покушения на высших советских руководителей. А в организованных вредителями авариях погибли десятки людей. Данный судебный процесс, состоявшийся в самом начале 1937 года положил начало масштабной чистке хозяйственных и партийных кадров.

В-шестых. С подачи Хрущева в буржуазной историографии бытует версия, будто 1937 год - это год «большого террора», начатого по указке Сталина и направленного против «вообще всех неблагонадёжных». При этом очень большой пласт документов за 1937 год, в частности, стенограммы июньского и октябрьского Пленума ЦК либо уничтожены, либо до сих пор засекречены. Однако имеется масса документов, указывающих на то, что в 1937 году шла массовая чистка хозяйственных и партийных кадров, которую можно даже назвать кадровой революцией.

Дело в том, что научно организованное плановое хозяйство требует качественно иных управляющих кадров. А те кадры, с которыми приходилось начинать индустриализацию, по-новому работать, в массе своей, не умели и не хотели. Многие из них начинали еще в капиталистических условиях, многие учились у капиталистических кадров. А капиталистическое хозяйство формирует такой тип руководителя, для которого главное - выполнить указания собственника касательно получения прибыли, при этом любой ценой, не вникая в последствия, подходя к работе формально. Критерий оценки его работы один - прибыль. Есть прибыль, значит, и работает хорошо.

Однако в условиях планового хозяйства формальный подход руководителя к выполнению плановых показателей в целом для производства губителен. Получил указание изготовить столько-то единиц продукции в такой-то срок, перегрузил мощности, получил аварию, списал эту аварию на халатность, зато отчитался о выполнении плана. Получил указание построить завод, построил по утвержденному плану, а план составлен так, что взаимодействие разных цехов не может быть налажено или оборудование не разместить. И ведь формально не подкопаешься, никто не виноват. Для капиталистического хозяйства всё это норма. Капиталист просто компенсирует все свои убытки из-за бездарности менеджмента за счет работников. Не зря термин «вредительство» в современных капиталистических условиях вообще отсутствует.

То же самое и с партийными функционерами. Многие из них относились к своим обязанностям спустя рукава и вместо того, чтоб проводить партийную линию в советском народном хозяйстве, оказывались заодно с приписчиками, вредителями, саботажниками, покрывая их работу. Поэтому не мудрено, что если разоблачали вредительскую группу в какой-нибудь отрасли, то следом арестовывалось и партийное руководство, закрывавшее глаза на вредительство, не умевшее его разоблачать, а то и прямо этим вредительством руководящее.

Именно с этим обстоятельством связан резкий рост арестов партийных и хозяйственных работников в 1937 году, а вовсе не с «желанием Сталина укрепить власть». Вообще, эта хрущевская идейка абсолютно абсурдна. В разгар индустриализации, в условиях приближающейся мировой войны резать грамотные кадры - это идиотизм высшей пробы. Совсем другое дело - если это кадры безграмотные, тогда форсирование кадрового вопроса выглядит вполне правильным.

В-седьмых. Помимо широкой вредительской сети в народном хозяйстве, органами НКВД был раскрыт заговор и в армии. Дело в том, что часть высших военных руководителей была связана с троцкистской и с правой оппозицией еще с 1920-х годов, правда, потом они признали ошибочность своих взглядов. Однако, как показала практика, своей вредительской работы они не прекратили, более того, они установили связь с подпольными антисоветскими организациями, а через них и с Троцким. Некоторые из заговорщиков были напрямую связаны с иностранными разведками. Политическое руководство военной антисоветской организацией осуществлялось право-троцкистским блоком. Деятельность заговорщиков велась по нескольким направлениям: вредительство в сфере вооружений (приемка негодной техники и боеприпасов, финансирование сомнительных разработок), вредительская организация укрепрайонов и передача планов этих укрепрайонов иностранным разведкам, планирование военного переворота.

По одному из сценариев, Тухачевский и его сторонники должны были арестовать или ликвидировать высших руководителей советского государства, после чего передать власть право-троцкистскому блоку. По другому сценарию, в случае нападения на СССР с запада они должны были обеспечить поражение Красной армии в приграничных сражениях, чем дискредитировать советское руководство, совершить переворот и закончить войну за счет ряда территориальных и экономических уступок империалистам.

В-восьмых, право-троцкистский блок через завербованных Ягодой врачей организовал при помощи вредительского лечения убийство Горького и его сына, Менжинского и Куйбышева. Фактически, наравне с убийством Кирова, это были акты террора против советского руководства и деятелей культуры. Таким образом члены антисоветских подпольных центров имеют на своем счету не только планируемые, но и реализованные преступления.

В-девятых. Как показала историческая практика, всё то, что планировали троцкисты и правые в 30-е годы, было реализовано в СССР во второй половине 1980-х и начале 1990-х годов. Здесь и целый ряд крупных диверсий, замаскированных под «техногенные катастрофы» (Чернобыль, железнодорожная катастрофа под Уфой, крушение теплохода под Ульяновском и т. п.). Все эти факты использовались для дискредитации социалистического хозяйства. В ряде национальных республик - спровоцированные местными националистами кровавые погромы. Во внешней политике - целый ряд односторонних уступок капстранам. Наконец, явно не без участия врагов и шпионов, засевших в армии и КГБ, организованный переворот, приведший к власти Ельцина, уже на практике реализовавшего интересы мирового капитала, расчленившего СССР и восстановившего капитализм.

К тому же, все эти угробившие СССР демократы занимали крупные посты в советском партийном и хозяйственном руководстве. Точно так же и фигуранты «московских процессов». Губительный принцип демократического централизма вынуждал проводить регулярную чистку кадров от НЕИЗБЕЖНО проникающих в партию враждебных коммунизму элементов. Как только чистки прекратились, эти враждебные элементы партию наводнили, а потом и сделали её орудием уничтожения коммунизма и советского государства, действуя по лекалам антисоветских организаций, к счастью, вовремя вскрытых и разгромленных в СССР во второй половине 1930-х годов.

Написать
автору письмо

Ещё статьи
этого автора

Ещё статьи
на эту тему

Первая страница
этого выпуска

Поделиться в соцсетях